Едва она произнесла эти слова, как сразу поняла, что так оно и есть. Это во многом объясняет, почему столкновения с Тристаном Берком приводили ее в такую ярость. Он не следовал общепринятым правилам поведения джентльмена или ведения беседы. Для него никакая тема не была запретной. Более того, казалось, он получал удовольствие, когда ему удавалось ее шокировать или привести в замешательство. Надо же, сказать ей, что женщины ради него снимают свои панталоны?! Как будто она хотела представить, как леди Эллиот предлагает ему себя, лежа на кушетке! Несколько недель назад Джоан подумала, что это особенно интересный повод для сплетен, но сейчас, когда она припомнила ту сцену, у нее сразу испортилось настроение. Испортилось даже сильнее, чем когда Абигайль предположила, что под именем лорда Эверарда из «Пятидесяти способов согрешить» мог скрываться Тристан. Жаль, что Эванджелина сказала, что Тристан может сделать какую-нибудь не очень добродетельную женщину счастливой. Это было неправильно. И неправильно, что это прозвучало так невероятно захватывающе. Ну почему он не может быть хоть чуточку благопристойнее и избавить ее от ужаснейших мыслей?! Почему бы ему не захотеть осчастливить более или менее добродетельную женщину?
Джоан должна была попытаться думать так же, как ее мать. А самое главное, не задаваться вопросом, что сделал бы Тристан Берк, если бы некая леди – такая, как она сама, – стала бы его искушать выиграть это чертово пари прямо здесь и сейчас?
Он посмотрел на Джоан из-под полуопущенных век и одарил ее улыбкой, той самой, которая почти обжигала неприличным предложением, казалось, таившимся в ней.
– Я? Не умею? Мне кажется, я способен достаточно внятно выразить свои намерения.
«Думай о матери! Что сказала бы мать?» Джоан в отчаянии глубоко вздохнула.
– Именно это я и имею в виду. Вы одобрительно отзываетесь о распущенных женщинах, которые перед вами задирают юбки. Вы разговариваете с известными сплетниками, потому что вам доставляет удовольствие, когда они разносят о вас какие-то безумные слухи, хотя вы знаете, что это неправда. Но остальных представительниц женского пола вы избегаете, потому что не имеете ни малейшего понятия, как быть искренне вежливым, обаятельным или деликатным. Вы, лорд Берк, как ребенок, получаете удовольствие, шокируя людей или вызывая у них возмущение.
По его виду было не похоже, что он почувствовал себя виноватым или хотя бы смутился. Более того, ее резкий упрек, казалось, его позабавил, улыбка на лице стала еще шире.
– О-о? – протянул он. – Так вы предпочитаете сухих скучных мужчин, которые не могут за весь вечер сказать хоть что-нибудь интересное?
Ничего подобного. С этим утверждением не согласилась бы даже ее мать. Джоан в бессильной досаде бросила на него гневный взгляд.
– По крайней мере они не приводят меня в бешенство.
– А я в самом деле привожу вас в бешенство? – Задавая этот вопрос, Тристан понизил голос и как-то ухитрился сделать так, что его голос прозвучал соблазнительно и… и заинтересованно.
О Боже… Даже ее мать не знала бы, что сказать джентльмену, когда он смотрит на нее таким взглядом. И она в ярости заявила:
– Иногда вы вызываете у меня желание вас лягнуть!
Несколько мгновений он только смотрел на нее, а потом вдруг громко захохотал, запрокидывая голову. Джоан сжала губы и решительно направилась мимо него к коляске. Она собиралась спросить у сэра Ричарда, можно ли натравить на лорда Грубияна Геркулеса, чтобы пес выгнал его из города. Если Геркулес порвет в клочья его брюки, она будет громко аплодировать собаке.
Тристан побежал за ней.
– Джоан, подождите!
Она остановилась и круто повернулась к нему. Тристан дотронулся до ее локтя, но она так вскипела, что он отдернул пальцы и поднял обе руки, словно сдаваясь.
– Я был не прав. – Она подняла одну бровь и молча ждала, что будет дальше. Его лицо приняло покаянное выражение, он прижал руку к сердцу. – Моя дорогая мисс Беннет, я даже не догадывался, что мое присутствие и манера поведения так сильно вас беспокоят. Примите мои глубочайшие извинения.
– Хорошо. – Она сверкнула на него глазами. – Только не рассказывайте мне о женщинах, которые снимают перед вами панталоны.
– Никогда больше не буду, – быстро пообещал он. – Эти слова больше не слетят с моих губ.
– И о другом нижнем белье тоже не говорите, – добавила Джоан. – О чулках, нижних юбках, корсетах, сорочках, корсажах, подвязках… ни о чем, что могут носить женщины.
Дуглас был мастером находить лазейки, чтобы обходить обещания, и Джоан научилась оговаривать условия очень тщательно. Меньше всего на свете она хотела бы услышать рассказ о том, как другая женщина позволила Тристану расшнуровать ее корсет.
Его губы дрогнули, но он кивнул с серьезным видом:
– Как пожелаете. Никогда больше не заговорю ни о чем менее невинном, чем носовой платок. Могу я проводить вас до дома, прежде чем вы будете непоправимо испорчены моим тлетворным влиянием?
Джоан настороженно всмотрелась в его лицо, но потом все-таки положила руку на подставленный локоть.
– Можете.