Читаем Потому что люблю полностью

— Плевать мне на молву! — Она вскочила, обошла стол, остановилась у Гая за спиной. — Вы не забыли своего обещания?

— О чем ты?

— Взять меня в жены.

— Но ведь ты еще не конструктор и не построила безопасный самолет.

Ната помолчала, потом заговорила быстро и взволнованно:

— Вы помните, я вам рассказывала о влюбившейся школьнице?.. Вы отругали меня, считая такую любовь блажью. А я все равно не могу вас выбросить из сердца, хотя знаю, что вы любите другую… За что вы ее любите? Зачем любите? Ведь это все безнадежно! Неужели вы не понимаете, что проходят лучшие ваши годы? Проходят в одиночестве, в холоде. Вы не только себя обрекли на такую жизнь, и ее тоже. На что вы надеетесь? На возвращение Андреева отца? Ведь он отнимет ее у вас навсегда… Или на то, что он никогда не вернется? Тогда зачем ждать?.. Я была у них в Академгородке… Я уверена, что если вы женитесь на другой, Надежда Садко облегченно вздохнет. Ее там любят, ухаживают за ней, и она будет счастлива, если вы освободите ее от себя. Не жалеете себя, ее пощадите… То, что вы ей ничего не обещали и ничего не требуете от нее, держит женщину сильнее брачных уз и клятвенных заверений. Такова психология женщины…

— Наташа, милая девочка… — Гай посмотрел ей в в глаза.

Что она увидела в этом взгляде и что ей послышалось в его голосе, но только глаза ее на мгновение сощурились и сверкнули глубокой обидой.

— Эх, вы! — Она круто повернулась и отошла к окну. На подоконнике стоял стаканчик с разноцветными карандашами. Ната вытаскивала их, смачивала о язык грифель и что-то рисовала на запястье…

Вот так же спокойно и деланно-безразлично, как сейчас сооружала букет из ромашек. Только тогда из ее глаз выкатывались одна за другой крупные слезины.

Гай взял ее за плечи, притихшую и покорную.

— Вы не прогоните меня? — спросила Ната сквозь слезы.

— Не прогоню, — ответил он, совершенно не понимая самого себя.

Где-то в отдаленных клеточках сознания еще вспыхивала мысль, что надо остановиться, что все это ни к чему, а под руками доверчиво вздрагивали узкие девичьи плечи. От нее излучалась та неповторимая наэлектризованность, которая подавляет здравый смысл и освобождает чувства. Они стояли у зашторенного окна притихшие и ошеломленные, и Виктору Гаю тогда впервые показалось, что он способен полюбить другую. В тот миг он не видел причин, которые бы помешали ему сблизиться с Наташей.

Причина же появилась неожиданная и прозаичная. У дома с визгом затормозил «газик», и через несколько секунд у двери позвонили. Виктора Гая срочно вызывали в часть. Домой он вернулся через неделю, когда Ната уже уехала в институт. На ее письмо он ответил холодно и сдержанно. Больше они не вспоминали тот вечер. Ната умела молчать.

Вот и теперь выключилась. Ни с того ни с сего. Виктор Антонович тоже молчал.

Связав букетик, Ната потихоньку запела о голубом небе, которое бывает и доброе и злое…

Эту песню Виктор Гай впервые услышал от нее года три назад, когда Андрей закончил летное училище.

Был солнечный воскресный день. Лето уже ушло, а осень задерживалась, не спешила. Проснувшись, Виктор Гай решил было в лес прогуляться, поглядеть на старые знакомые пеньки, возле которых он с Надей когда-то набирал по две корзины опят.

Но его снова потянуло посмотреть бароспидограммы последних полетов командиров эскадрилий. Изучая светлые кривые линии и записывая столбиками цифры, Виктор Гай тогда обнаружил одну интересную деталь. На трех разных пленках одного из летчиков повторялся характерный всплеск самописца — перед набором высоты после горизонтального полета он на какое-то время проваливался вниз. Продешифровав пленку, Виктор Гай сделал вывод: угол набора не соответствовал тяге двигателя, скорость падала, падала и эффективность рулей, и машина проседала, пока двигатель не набирал нужную тягу.

Это открытие тогда взволновало Виктора Гая. Значит, если внимательно дешифровать показания контрольных приборов, можно прогнозировать даже незначительные ошибки летчиков.

Но дешифровка требовала уйму времени. На одну пленку уходило больше часа. А где его взять, это время? Почему бы конструкторам, придумавшим приборы объективного контроля, не придумать к ним быстродействующие дешифраторы?

Вытащил все книги по электротехнике, писанные еще в академии конспекты, начал чертить схемы. Он так увлекся работой, что забыл и позавтракать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
Провинциал
Провинциал

Проза Владимира Кочетова интересна и поучительна тем, что запечатлела процесс становления сегодняшнего юношества. В ней — первые уроки столкновения с миром, с человеческой добротой и ранней самостоятельностью (рассказ «Надежда Степановна»), с любовью (рассказ «Лилии над головой»), сложностью и драматизмом жизни (повесть «Как у Дунюшки на три думушки…», рассказ «Ночная охота»). Главный герой повести «Провинциал» — 13-летний Ваня Темин, страстно влюбленный в Москву, переживает драматические события в семье и выходит из них морально окрепшим. В повести «Как у Дунюшки на три думушки…» (премия журнала «Юность» за 1974 год) Митя Косолапов, студент третьего курса филфака, во время фольклорной экспедиции на берегах Терека, защищая честь своих сокурсниц, сталкивается с пьяным хулиганом. Последующий поворот событий заставляет его многое переосмыслить в жизни.

Владимир Павлович Кочетов

Советская классическая проза