Потому, что люблю

— Зачем ты сигареты за ушами держишь? Для красоты?

— У меня без них уши мерзнут.

— Давай без трепа: идти можешь?

Кузя поморщился, потер ногу.

— Видно, вывихнулась, стерва... Сгоряча пошел... и сел вот...

— Держись за меня. — Алексей помог Кузе встать. — Где ты живешь? Домой отвезу.

— Нужен ты мне!

— Брось!

— Ты после Женькиной оплеухи таким добрым стал?

Алексей не ответил, вышел на шоссе, дождался проходившего мимо такси, поднял руку.

Дудкин съежился на заднем сиденье. От него до того несло водкой и кислыми щами, что и шофер морщился.

Возле Кузиного дома, обнесенного забором с колючей проволокой, их встретил собачий лай.

— Свои, свои,— ласково сказал Кузя лохматой собаке и наклонился, позволив ей лизнуть свое лицо.— Соскучился,Дурко?

— Кто же это собаке такое оскорбительное имя дал?

— Он и есть Дурко. — Кузя снова наклонился, погладил собаку. Она взвизгнула, повиляла хвостом, потопталась лапами на животе хозяина. — Иди, хватит, хорошего понемножку. — Кузя повернулся к Алексею.— Зайдешь или как?

— Зайду.

Видно, Дудкин на это согласие не рассчитывал, скри-пил губы, но ничего не сказал.

Алексей потрогал трухлявый войлок на тяжелой иходной двери, похожей на спину старого плешивого медведя, и следом за хозяином вошел в дом. Навстречу ому выметнулся затхлый, сладковатый запах давно не проветриваемого помещения.

— Свежего воздуха боитесь?

— А ты к кому обращаешься? — засмеялся Дуд-кип. — Тут никого. Один живу.

— Весь дом занимаешь?

— Ну.

— По наследству досталось?

— Вдову заморил.

— С тобой поговоришь.

— А ты не говори.

Они вошли сначала в захламленную комнату с кро-и.-|гыо у окна, застланную не поймешь чем — то ли пен лопиком, то ли бывшим покрывалом, а затем в неожиданно чистую, светлую комнату. Здесь кровать была аккуратно заправлена, окно завешено чистой занавеской, в углу стояла этажерка с книгами.

— Кто здесь живет? — спросил Алексей. — Уверен, что не ты.

— Не я. Сдаю...

— Вот как?

— Держу для хорошего товарища... Понадобится этому товарищу с девушкой под крышей посидеть или... полежать...

— Шишигин? — догадался Алексей.

— Тебе какое дело?

— Вот ты какой, оказывается?

— Какой это? — Кузя, прихрамывая, дошел до стула, сел. — Я не такой, а ты такой! Ну и катись к такой матери! Выматывайся, пока цел! Не серди мой кулак, Подсолнух!

«Не сумел я поговорить с ним как надо,— раскаивался, выйдя на улицу, Алексей. Пес долго облаивал его, метался по двору. — Надо было по-хорошему, а я...»