Алексей зашагал домой — предстоит трудное объяснение с Надей. Как она воспримет новость? Она привыкла к работе, полюбила свой завод, окружают ее хорошие люди, и с квартирой они устроились неплохо: Тася взяла их к себе — у них с бабушкой собственный дом, сад, небольшой огород, выделили им две комнаты с тамбуром, вход отдельный. Надя не нарадуется, и вот надо было случиться такому... Надя обидится и будет права. Они же не только муж и жена, но и друзья, а разве без совета друга можно что-то делать, тем более что вопрос касается и друга?
«Но если бы она не ждала ребенка, непременно сказал бы сразу. А вдруг на этот раз она не поймет меня?!»
И снова он ничего не сказал Наде, хотя по дороге твердо решил, что скажет. Не смог. А сам почти всю ночь не спал, мучился, не зная, правильно ли он поступил или неправильно. Возможно, сказал бы, если б жена не бросилась к нему навстречу с каким-то шитьем. «Распашонки и кофточки для новорожденных, оказывается, надо шить швом наружу!» Это ее веселило: «Это будто для куклы, смотри, мне на работе дали распашоп-ку, я распорола и по ней выкроила, смотри, Алеша, смешно, правда? Малюсенькая такая одежоночка!..» И радостная, оживленная, обняла его, засмеялась воркующе, беззаботно.
Любое слово, что могло вспугнуть ее радость, стало бы у него поперек горла.
А уезжать все-таки придется. Теперь бригада, надо думать, никакого почетного ззания не получит, а виноват в этом, считается, не кто иной, как Хатунцев: вынес сор из избы. Не простят ему этого, так что выхода другого нет — уезжать надо.
Алексей не жалел о том, что собрался с духом и сказал вслух правду при начальстве — это для всех полезно, все равно у кого-нибудь она вырвалась бы наружу, дело во времени, он просто поторопил это время.
А Надя спит, уткнувшись, по обыкновению, поссм з стенку, но за ночь она непременно не раз закинет за спи-ну руку, пошарит, ощупает его голову — тут ее Алешка, тут— и засопит спокойно.
С чего же завтра начать разговор об их отъезде? Откладывать нельзя, избежать тоже нельзя.
«Уснуть бы! Куда сон девался?!»
...В эту ночь и Кузя Дудкин, чего с ним в жизни не бывало и, казалось, быть не могло, глаз не сомкнул, не выходило из головы, как Женька вчера на Подсолнуха собак вешал! Собрал всех и понесся: «стукач», «подхалим», «хулиган»: ни за что ни про что в драку на меня полез — сами видите! — и тычет пальцем в свою блямбу под глазом. «Так что рвем с Хатунцевым бесповоротно, пускай смазывает пятки и улепетывает отсюда подальше!»