Потому что (не) люблю

А на коже — тающие следы его прикосновений. Вкус его поцелуя на губах. Его запах по венам. Его тяжесть, сила и страсть — всё ещё на мне. Не думала, что всё ещё помню его, что всё ещё реагирую. Думала, стёрлось. Надеялась на это. Но сегодня что-то пошло не так. То ли Кирилл разбередил своим появлением, то ли… Я не знаю. Но оказалось, что чёртова любовь всё ещё здесь. А с нею и боль.

Прислушалась — Данила через холл второго этажа вышел на балкон. Схватилась за телефон:

«Мне плохо!»

В ответ тишина. Минута, другая…

«Густав, пожалуйста, ответь!»

Он, наверное, спит. Уже так поздно, а он всегда ложится по расписанию. Швед, что с него взять… Но экран вдруг вспыхнул:

«Извини, не сразу услышал сигнал сообщения. У тебя что-то случилось?»

И едва только мои глаза побежали по буквам, как в голове зазвучал и голос — спокойный, мягкий, с забавным акцентом и едва уловимой вопросительной интонацией в конце каждой фразы. И мне сразу стало легче. Даже тремор в руках пошёл на убыль и присмирела аритмия.

«Да. Мне очень плохо! И я не знаю, как быть»

Галочка «прочитано». Секунда, вторая… Карандашик бегает, набирая сообщение. Скидывает. Набирает — скидывает. И вдруг:

«Можно я тебе позвоню?»

Глава 5

Около пяти месяцев назад. Начало апреля 2018 г.

Звонок раздался в самый обыденный момент самого обыденного дня. Лизка, моя шестнадцатилетняя сестрёнка, паковала чемоданы, готовясь к вечернему поезду, я шутила над ней, мол, твою сувенирку нужно вывозить отдельно — транспортной компанией. В открытую форточку санаторного номера врывался напоенный ароматами весны ветерок. Было немного грустно оставаться здесь одной, но сестрёнке нужно было возвращаться к учёбе, она и так здорово загуляла со своих весенних каникул, и Оксана, моя любимая мачеха и Лизкина родная мама, по секрету признавалась, что папа крайне этим обеспокоен. К тому же ещё через неделю должен был на все выходные подъехать Данила, а будние дни у меня были так плотно заполнены лечебными процедурами, что я знала наперёд — время пролетит быстро. И, даст Бог, с толком. Я на это почему-то даже не то, что надеялась, а именно верила.

Со стороны, возможно, покажется глупо, но, когда тебе уже под сорок, твоя жизнь зациклена на попытках сохранить беременность, а организм при этом раз за разом отвергает едва завязавшийся плод — надеяться начинаешь на что угодно. Поэтому наряду с супермодными курортами и дорогими заграничными клиниками я одно время не брезговала и «бабками», гадалками и всякими там другими эзотериками. А вдруг?

Однако все они были плюс-минус одинаковыми, и со временем я и сама, как заправская гадалка, научилась сходу определять кто из них по какой схеме «работает». И разуверилась. Но в этот раз всё было иначе. В тот день, двадцать пятого марта, я пришла на могилку к Владушке. Никого не трогала, даже по сторонам особо не смотрела, когда ко мне подошла вдруг цыганка. На вид ей было около пятидесяти пяти, и она была странная, словно слегка безумная: хихикала, спорила сама с собой, говорила о себе в третьем лице, обращалась к самой себе с вопросами, как будто в голове у неё сидела ещё парочка человек. Но особенно мне запомнились её разноцветные глаза — один зелёный, как бутылочное стекло, другой жгуче-карий. Когда я смотрела в них, сердце отчего-то замирало щемящим чувством дежавю.

— Тамара уже давным-давно знает, о чём болит твоё сердце, девочка! — безо всякого предисловия начала она. — Но рано ещё было. А теперь пора.

Я, если честно, испугалась, даже несмотря на то, что папа милиционер всегда относился к цыганам со спокойной строгой справедливостью, говоря, что они такие же люди, как и остальные, и я помнила это с детства. А вот сейчас обуял вдруг какой-то мистический ужас. Подумала вдруг, что лучше — сразу дать ей денег чтобы отстала или вообще не связываться, а просто сбежать?

— Ты Тамару не бойся, — словно услышав мои мысли, рассмеялась она, — Тамаре всего-то и надо, что подсказать тебе дорогу. На Северный Кавказ поезжай, на минеральные воды. И раз уж решилась, то и умри без сожаления.

По мне колким табуном ринулись мурашки и резко засаднили шрамы на запястьях, и я, захлопнув калитку оградки, едва ли не бегом поспешила прочь.

— Это прошлое твоё, а не тело не принимает дитя! — крикнула мне вслед цыганка. — И пока ты не умрёшь, оно так и будет с тобой!

Я замерла. Медленно обернулась.

— Что ты сказала?

— Всё отсюда, — сжала цыганка виски кулаками. — Давняя твоя беда. Горькая вина за чужую ошибку. Чужой крест несёшь, и ни понять этого, ни скинуть не можешь, слишком давно взвалила.

— Я не понимаю.

Цыганка рассмеялась.

— А Тамара и сама не понимает! Она говорит то, что видит сердце, а сердце видит не так как глаза, потому что глаза говорят с разумом, а сердце — с душой. Сердце говорит Тамаре, что одной маленькой, брошенной девочке нужно поехать на минеральные воды и тогда в её жизни снова появится сын.

И моё глупое сердце тут же заколотилось с удвоенной силой.