Потоп

— Вы не заметили? Бросил он вчера булаву или не бросил?

— Не знаем.

— Какие же полки против князя?

— Прежде всего, должно быть, венгры. Там их человек двести. Потом масса вольных людей Мирского и Станкевича, немного шляхты и Кмициц, но тот не надежен.

— А, чтоб его! Господи боже! Мало, мало!

— Венгры сойдут за два полка. Это старые, опытные солдаты. Ого… артиллеристы зажигают фитили, — кажется, быть битве…

Скшетуские молчали, а Заглоба метался как в лихорадке.

— Бейте их, изменников! Бейте чертовых детей! Эх, Кмициц! Кмициц! Все от него зависит. Это смелый солдат?

— Как дьявол… Готов на все!

— Не может быть иначе, он на нашей стороне.

— В войске бунт! Вот до чего довел гетман! — воскликнул Володыевский.

— Кто тут бунтовщик? Войско или гетман, который бунтует против своего короля? — спросил Заглоба.

— Бог это рассудит! Погодите! Там опять какое-то движение. Часть драгун Харлампа стала на сторону венгров. В этом полку служит лучшая шляхта. Слышите, кричат?

— Полковников, полковников! — кричали грозные голоса на дворе.

— Пан Михал! Христа ради, крикни им послать за твоим полком, за гусарами и панцирными.

— Тише, вы!

Заглоба снова закричал:

— Послать скорее за другими польскими полками и перерезать изменников!

— Тише, вы!

Вдруг не на дворе, а позади замка послышался короткий залп мушкетов.

— Иезус, Мария! — вскрикнул Володыевский.

— Пан Михал, что это?

— Верно, расстреляли Стаховича и двух офицеров, которые пошли депутатами к гетману, — ответил лихорадочно Володыевский. — Это так, нет сомнения.

— Святые угодники, значит, и нам нечего ждать пощады!

Грохот выстрелов прервал их разговор. Пан Михал схватился судорожно за решетку и прижался к ней головой, но сразу ничего не мог рассмотреть, кроме ног шотландцев, стоявших тут же за окном. Залпы из мушкетов становились все чаще, наконец загрохотали и пушки. Сухие удары пуль о стены были прекрасно слышны, точно падал град. Замок весь дрожал.

— Михал, слезай с окна, погибнешь! — закричал Ян Скшетуский.

— Ни за что! Пули летят выше, а пушки направлены в другую сторону. Ни за что не слезу!

И пан Володыевский, ухватившись еще крепче за решетку, вполз на подоконник, где он больше не нуждался в поддержке Скшетуского. В погребе, правда, стало совсем темно, так как окно было очень маленькое, и пан Михал, несмотря на то что был мал, заслонил его совершенно, но зато товарищи, оставшиеся внизу, получали каждую минуту свежие новости с поля битвы.

— Вижу теперь! — крикнул Володыевский. — Венгры стали у стены и оттуда стреляют… Я боялся, чтобы они не забились в угол: пушки бы их вмиг уничтожили. Превосходные солдаты! И без офицеров знают, что делать. Снова дым! Ничего не вижу…

Выстрелы начали ослабевать.

— Боже милосердный, не откладывай кары! — воскликнул Заглоба.

— Ну что, Михал? — спросил Скшетуский.

— Шотландцы идут в атаку.

— Черт бы побрал, а мы должны тут сидеть! — крикнул с отчаянием Станислав.

— Вот они! Алебардщики! Венгры принимают их в сабли, боже, и вы не можете их видеть! Что за солдаты!

— И дерутся со своими, а не с неприятелем.

— Венгры побеждают… Шотландцы с левого фланга отступают, клянусь Богом! Драгуны Мелешки переходят на их сторону. Шотландцы между двух огней. Корф не может пустить в ход пушек, иначе перебьет и шотландцев. Вижу и мундиры Гангофа между венграми. Атакуют ворота. Хотят вырваться отсюда. Идут, как буря! Все ломают!

— Что? Как? А разве они не будут брать замок? — крикнул Заглоба.

— Это ничего! Завтра они вернутся с полками Мирского и Станкевича… Что это?.. Харламп пал? Нет, только ранен, встает. Вот они уже у ворот… Но что это? Неужто и шотландцы к ним присоединяются? Открывают ворота. Столбы пыли оттуда. А! Кмициц, Кмициц с драгунами въезжает в ворота!

— На чьей он стороне? На чьей он стороне? — кричал Заглоба.

С минуту пан Михал не отвечал; шум, лязг и звон оружия, между тем снова послышался с удвоенной силой.

— Они погибли! — пронзительно крикнул Володыевский.

— Кто? Кто?

— Венгры! Конница их разбила, топчет, рубит! Они в руках Кмицица! Конец! Конец, конец!!

С этими словами пан Михал соскользнул с подоконника и упал на руки Яна Скшетуского.

— Бейте меня, — кричал он, — бейте! Я этого человека держал под саблей и выпустил живым. Я отвез ему приказ князя! Благодаря мне он собрал этот полк, с которым он будет теперь воевать против отчизны! Знал, кого брать: мошенников, висельников, разбойников, грабителей, как он сам! Пусть только попадется мне в руки! Боже милосердный, продли мою жизнь на погибель этому изменнику, и, клянусь, он больше не уйдет из моих рук!

Между тем крики, топот копыт, выстрелы слышались с прежнею силой, но постепенно стали ослабевать; час спустя в кейданском замке воцарилась глубокая тишина, нарушаемая лишь мерными шагами шотландских патрулей и голосами команды.

— Пан Михал, выгляни-ка еще раз, что там случилось? — умолял Заглоба.

— Зачем? — спросил маленький рыцарь. — Всякий военный угадает, что случилось. Впрочем, я видел, что они разбиты, Кмициц торжествует.

— Чтоб его четвертовали, мерзавца, висельника! Чтоб ему евнухом быть при татарском гареме!

XVI