Потоп

– Мести! Мести! – И вдруг в отчаянии упал посреди хаты на колени и воскликнул: – Клянусь тебе, Иисусе, теснить и крушить изменников, зорить по праву огнем и мечом, покуда дышит грудь моя и бьется сердце! Помоги мне, Царь назарейский, аминь!

Но внутренний голос сказал ему в эту минуту: «Отчизне служи, мстить будешь потом!»

Глаза пана Анджея горели, губы запеклись, он весь дрожал, как в лихорадке, размахивал руками и, громко говоря сам с собою, ходил, вернее, метался в хате, задевая ногами за топчаны, пока наконец не упал на колени.

– Просвети же и наставь меня, Иисусе, дабы не обезумел я!

Внезапно до слуха его долетел звук выстрела, который лесное эхо, отбрасывая от сосны к сосне, принесло, будто гром, к самой хате.

Кмициц вскочил и, схватив саблю, выбежал на крыльцо.

– Что там? – спросил он у солдата, стоявшего на пороге.

– Стреляют, пан полковник!

– Где Сорока?

– Поехал искать письма.

– В какой стороне стреляют?

Солдат показал на густые заросли в восточной части леса.

– Там!

В эту минуту послышался топот; но лошадей еще не было видно.

– Берегись! – крикнул Кмициц.

Но из зарослей показался Сорока, он мчался во весь опор, а за ним несся другой солдат.

Оба они подскакали к хате, спешились и с седел, как с насыпи окопа, направили мушкеты на заросли.

– Что там? – спросил Кмициц.

– Идут! – ответил Сорока.

Глава II

Наступила тишина; но вскоре в соседних кустах что-то затрещало, будто шло стадо вепрей; по мере приближения треск понемногу смолкал. Наконец снова наступила тишина.

– Сколько их там? – спросил Кмициц.

– Человек шесть, а может, и все восемь, не мог я толком сосчитать, – ответил Сорока.

– Наше счастье! Против нас им не устоять!

– Не устоять, пан полковник, надо бы только живьем которого взять да попытать огнем, чтоб дорогу показал.

– Будет еще время. Берегись!

Не успел Кмициц сказать: «Берегись!» – как струйка белого дыма расцвела в зарослях и словно птицы зашумели неподалеку в траве, в каких-нибудь трех десятках шагов от хаты.

– Подковными гвоздями из дробовика стреляют! – сказал Кмициц. – Коли нет у них мушкетов, ничего они нам не сделают, из дробовика сюда не достать.

Держа одной рукой опертый о седло мушкет, Сорока сложил у губ другую руку и крикнул:

– А ну покажись который из кустов, мигом уложу!

На минуту наступила тишина, затем из зарослей раздался грозный голос:

– Вы кто такие?

– Да уж получше тех, что промышляют на большой дороге.

– По какому праву вы заняли наш дом?

– Ты, разбойник, о праве спрашиваешь! Заплечных дел мастер научит вас праву, а покуда проваливай!

– Мы вас, как барсуков, отсюда выкурим!

– Поди-ка сунься! Смотри, как бы сам в дыму не задохся!

Голос в зарослях умолк, разбойники, видно, стали держать совет, а Сорока тем временем шепнул Кмицицу:

– Надо будет одного заманить и связать, будет у нас и заложник и проводник.

– Коль придет сюда который, – возразил ему Кмициц, – так не раньше, чем мы слово дадим.

– С разбойниками и слова можно не держать.

– А лучше его не давать! – оборвал его Кмициц.

Со стороны зарослей долетел новый вопрос:

– Чего вам надобно?

Тут заговорил сам Кмициц:

– Мы как приехали, так бы и уехали, кабы ты, дурень, обошелся учтиво, не начинал с пальбы.

– Не усидеть тебе тут, вечером нас сто сабель придет!

– К вечеру две сотни драгун придет, а болото тебе не защита, есть у нас такие, что проедут, как и мы проехали.

– Так вы солдаты?

– Да уж не разбойники.

– А из какой хоругви?

– А ты что, гетман? Тебе отчет мы давать не станем.

– Говорю вам, волки вас тут съедят.

– А вас воронье сгложет.

– Отвечайте, чего вам надобно, черт бы вас побрал! Зачем влезли в нашу хату?

– А ты поди сам сюда! Нечего глотку драть из кустов. Поближе! Поближе!

– Даешь слово?

– Слово рыцарям дают, не разбойникам. Хочешь – верь, не хочешь – не верь!

– Двоим можно?

– Можно!

Через минуту из зарослей в какой-нибудь сотне шагов вышли два высоких плечистых человека. Один из них сутулился и, видно, был уже преклонный старик, другой держался прямо, только на ходу вытягивал с любопытством шею; на обоих были крытые серым сукном полушубки, какие носила шляхта поплоше, высокие яловичные сапоги и надвинутые на глаза меховые шапки.

– Что за дьявольщина! – пробормотал Кмициц, пристально всматриваясь в обоих.

– Чудеса, да и только, пан полковник! – воскликнул Сорока. – Ведь это наши люди?

Старик и парень были уже в нескольких шагах, но узнать пришельцев не могли, так как их заслоняли лошади.

Внезапно Кмициц шагнул вперед.

Но и тут они не признали пана Анджея, потому что лицо его было закрыто повязкой; они только приостановились и смерили его любопытными и беспокойными глазами.

– Где же твой другой сын, пан Кемлич? – спросил Кмициц. – Уж не сложил ли свою голову?

– Кто это? А? Что? Кто это говорит? – странным, словно бы испуганным голосом произнес старик.

И застыл, раскрыв глаза и разинув рот; но у сына глаза были моложе и зорче, он внезапно сорвал шапку с головы.

– Господи помилуй! Отец, да это пан полковник! – крикнул он.

– О, Господи! О, Иисусе сладчайший! – завопил старик. – Так это пан Кмициц!!