Мы забили дверь нашего дома изнутри. Она питается мясом и кровью, растущими повсюду вокруг нас. Солнце струится сквозь задернутые шторы, как моча. Она пробирается вслепую через мои жилы, минируя меня. Я безвольный предмет, но я оживаю, когда она прикасается ко мне. Каждый раз, когда она кончает, все меньше от меня остается в моем теле. Скоро я буду пуст: мертвая кожура обвисшей кожи — такая же, как и другие. Звуки шоссе и самолетов, пролетающих над нами, отдаются в стенах и пропитывают внутренности этого дома наслаждением. Мы кончаем, внедряясь в нутро этого мира, и он кричит. Я двигаюсь в ней, и мне хорошо. Я — живой, я наполнен любовью, рассеивающейся, как пар дыхания, повисающий в холодном воздухе. Моя сестра вдыхает меня в свое тело, переваривая меня.
Собака
Двое мальчиков сидели на камнях высохшего русла, уходившего в широкое черное устье канализационного коллектора. Светловолосый ковырял палкой камешки и гальку под ногами, обнажая заросший грязью влажный слой мелкого песка, перемешанного с цветным пластиком и битым стеклом. Густой затхлый запах мочи и ядовитой помойной жижи поднимался из свежих разрывов на затвердевшей поверхности. Огромные заросли тростника и бамбука вставали сплошной стеной джунглей по обе стороны выбеленных солнцем камней, устилавших дно. В частую решетку опавшей листвы были вплетены пожелтевшие газеты, кустики перекати-поля, распущенный розовый детский свитер, полусгнивший птичий скелет, распятый на водорослях, сморщенная и рваная теннисная туфля — все это принес поток нечистот или выбросили в канаву с дороги, проходившей над ней. Дорогу заполняла непрерывная цепь автомашин, тянувшаяся, извергая оседающую на землю смесь пыли и мутных черных выхлопов, от горизонта до горизонта.
Мальчик постарше сидел на своем камне, как готовая к прыжку голодная пантера. Длинные черные волосы лоснились от пота и липли к коже его пунцовых щек. Он достал банку растворителя, плеснул на тряпку и накрыл ею лицо. Втягивая ядовитые испарения в глубь своих легких, он задерживал дыхание, бездумно уставившись в маслянистую черноту трубы и машинально обмахивая лицо рукой, чтобы не дать растущему облаку гнуса осесть на слезные протоки и губы. Он передал банку светловолосому, встал и распял свое длинное тощее тело буквой «X» поперек туннеля, схватившись пальцами за верхнюю кромку, пока его сознание вихрем засасывало в вибрирующие орнаменты прохладной тьмы. Когда мальчик помладше с преувеличенным старанием втянул в себя жгучие пары — как астматик, отчаянно пытающийся сделать вдох, или ныряльщик, выныривающий на поверхность воды, чтобы набрать воздуха, — старший, склонившись над трубой, завыл протяжно в нос, словно безумный рожок, испускающий ноты, что мечутся беспорядочным эхом от одного конца трубы к другому, постепенно затухая в бездне. Младший присел среди камней, разбросав свое тело дико несуразными углами, — эпилептик, застывший в середине припадка, да так и оставшийся лежать в ступоре. Он посмотрел сквозь привычную завесу слипшихся от грязи волос на разливающийся вокруг белый свет солнца, сочащийся с неба сквозь экран грязи и смога к тому месту на дне русла, где лежал он. Свет окутывал его, потом выплевывал, захлебывающегося лепетом в эпицентре взрыва онемелых слепящих огней. Он очнулся, обнаружив, что раскачивается на краю огромного валуна, и увидел, как его друг скрылся в черной пасти трубы, похожий на длинноногого паука, убегающего в нору.
Вслед за доносившимся из глубины стуком каблуков своего друга, вторя ему ответным стуком своих, мальчик тоже стал спускаться в трубу, одной рукой шаря по холодной шероховатой стене, в другой сжимая банку и тряпку. Уже через несколько шагов свет, проникавший из входного отверстия, растворился полностью: его поглотила кромешная тьма, обступившая их со всех сторон, перехватывая и обрывая своей давящей массой любое возможное воспоминание или связь с внешним миром. По пути мальчики часто останавливались, прижимаясь к закругленной металлической стене, и передавали друг другу банку с тряпкой. Во тьме сгущались тени галлюцинаторных существ и били фосфоресцирующие цветовые ливни, кружась и впиваясь в закрытую змеящуюся пустоту, бежавшую под бесконечными индустриальными комплексами, хаосом и пылью города, раскинувшегося руинами там, наверху.