Потревоженные тени

Мутовкина вывела его совсем на свет, к самым дверям. Он исподлобья хмуро смотрел на нас. Волоса на голове спутанные, в сене; рубашонка гряаная-прегрязная...

— У тебя что? Что у тебя, кашель только? — спросила его тетенька.

Мальчик ничего не отвечал ей.

— У тебя что? Ты отчего кашляешь? — повторила она свой вопрос.

Мальчик опять кашлянул и страшно при этом вытаращил глаза, точно вот-вот сейчас подавится.

— Совсем здоровый был... Что ж я, с ума сошла, что ли, взяла бы его такого? — повторила Анна Ивановна.

— Да что у него? В горле вы посмотрите у него, — сказала тетенька.

Мутовкина взяла мальчика за голову, вывела из сарая совсем на свет и начала смотреть ему в рот.

— У нас в селе ноне мор на них, — заговорила вдруг одна из баб, стоявших в ряду с мужиками, тоже купленная, — их за весну-то что померло уж...

— Анна Ивановна! Ты слышишь? — закричала тут тетенька. — Ты слышишь, что баба-то говорит?

Мутовкина бросила ребенка и поспешила к тетеньке.

— Ты слышишь? Ты что же это мне заразных накупила-то? Заразу разводить? Вот она! Отличилась! Очень благодарна! Очень за это благодарна! Это мило!.. Заразных детей мне накупила! Что я с ними буду теперь делать тут?

— Матушка, благодетельница! Что такое?..

— Благодетельница, что такое? — дразнилась тетенька. — Вот что, такое, ты послушай-ка, что баба-то вон говорит.

— Что такое? — металась Мутовкина.

— Вот послушай-ка... послушай...

Баба повторила, что у них в деревне много детей ныне весной от этой болезни перемерло. Начнут кашлять, покашляют дня три и умирают.

— Благодетельница! Врет она. Что ж, Раиса Павловна-то продавая, разве скрыла бы это? Разве посмела бы она вам, благодетельница, продать, если бы у нее в самом деле зараза на деревне была.

— Да вот же, тебе продала, а ты, не спросив, не расспросив, и денежки ей сейчас: нате, мол, извольте, нам таких и надо... Что я с ними буду делать теперь? Что у него там в горле-то? Ты смотрела?

— Да ничего. Так только, побелело как будто...

— Побелело! Ну вот и есть...

Мальчик, пришедший со двора опять в сарай, снова кашлянул, громко, глухо, страшно... И опять таращил при этом глаза, точно давился.

— Как же его везти? — говорила тетенька. — Он еще умрет дорогой. Они останавливаться должны будут, хоронить его, это целая история. Кто это выправлять все будет? Ни один поп дорогой не похоронит...

— Ну, тут пока его оставить можно? Не сбежит, — предложила было Мутовкина, но тетенька не отвечала ей даже на это, вероятно находя это недостойным ответа, да того несообразно.

Староста, молчавший все время, тут вдруг спросил:

— Ехать-то нам когда?

Тетенька помолчала немного и сказала:

— Да так, я думаю, пообедайте и поезжайте; а что?

— Ничего, матушка, довезу...

— А если дорогой...

— Ничего. Не извольте сомневаться.

Мальчик стоял тут же перед нами, слушал все это и смотрел на нас.

— Не извольте беспокоиться. Ничего-с... Если и грех случится дорогой, — ничего, не извольте беспокоиться...

Тетенька вопросительно, но с доверием посмотрела на него, помолчала и проговорила:

— Я не знаю, как же это тебе... здешних дать... здешние подводы... или послать вольных нанять... у государственных крестьян.

— Нанять лучше, — сказал староста, — Здешний народ-то...

И не договорил.

— Да уж это... уж насчет того, как здесь-то распущены! — докончила его мысль тетенька.

— Нанять лучше... — повторил опять староста.

Тетенька пошла из сарая, за ней Мутовкина и староста, предварительно хотевший было затворить опять дверь, но потом передавший это дело мужику-подводчику, а сам поспешил за тетенькой, которая что-то говорила дорогой.

Я оглянулся. Мужиков, баб, стоявших в глубине сарая, не было уж видно, но мальчик с кашлем стоял, и его скрыла у меня из глаз затворяемая подводчиком дверь...

XII

— Ты что ж меня не позвал? — спросила меня Соня, когда я явился в сад к ней и гувернантке.

— Ах, какая страсть! Ты знаешь, один мальчик должен умереть дорогой... Они все, должно быть, умрут. У них в деревне, откуда их привезли, зараза, и они все там умирают. Он так кашляет... ах, как он кашляет...

Анна Карловна, гувернантка, глаза на меня при этом вытаращила. Няньки наши обе тоже ахнули.

— И это она вас к ним с собою водила?! — воскликнула Анна Карловна. — Вы с ней были там?

— С тетей, — ответил я.

— И она вам позволила?

— Она не знала.

— Вот этого только и недоставало! Это хорошо! Нет, я сегодня же обо всем в Москву напишу. Нет, иначе я ни за что не отвечаю.

Няньки тоже были в страшном волнении.

— Как же он кашляет? — спросила сестра.

— Страшно. Знаешь, как овца. Только еще громче... И Анна Ивановна смотрела в горле у него — говорит, там побелело все.

— A-а!.. И она вас там держала все время с собою! А! Каково!.. — восклицала гувернантка.

Вскоре за нами пришел из дома лакей и позвал нас завтракать.

Мы поднялись с ковра, на котором все сидели, и молча пошли к дому.

— Мутовкина тут еще? — спросила гувернантка у человека, пришедшего звать нас.

— Тут-с.

Гувернантка остановилась.

— Я не знаю. Она с ними ехала вместе. Она тоже, может, заразилась?.. Ах, что это Клавдия Васильевна только делает!..