Потрясатель Тверди

— Он очень старый! — сказала она. — По преданию, носить этот перстень должен мужчина, потому ни я, ни мать моя, ни мать моей матери никогда не надевали его. Но мужчине он хорош! Мать говорила: он избавляет сердце от лжи, а тело от болезней.

— Что это за металл? — спросил Санти, разглядывая перстень.

— Не знаю. Но он тверже серебра и совсем не потемнел. Хотя кольцу не меньше пятисот иров!

— Такой древний? Благодарю тебя! — Санти не смотрел на перстень, но чувствовал его на пальце.

Глаза Ангнани засияли ярче сапфиров.

— Я рада, Санти! Пусть он поможет тебе! Хочешь еще уинона?

Ронзангтондамени хлопнула в ладоши, появился слуга. Но, прежде чем она отдала ему распоряжение, слуга поклонился и произнес:

— Посланец от Королевы, госпожа!

Ронзангтондамени нахмурилась.

— Что ей надо? — сказала она Санти на конгаэне. И слуге на тонгриа: — Пусть войдет! Но прежде принеси мне еще уинона! — И указала на опустевшую вазу.

Приказание было выполнено в точности. Сначала была принесена ваза с синими тяжелыми гроздьями, а посланец был впущен лишь пять минт спустя.

Он вошел и уставился на Санти. Щедростью Ронзангтондамени юноша больше походил на принца, чем на сына ангмарского зодчего. В белой с голубым рубахе из плотного шелка, в свободных панталонах и черных, с бисерной вышивкой сапожках из тонкой кожи катти, с драгоценным перстнем на пальце, алмазной булавкой, скалывающей ворот рубахи, с волнистыми мягкими волосами, удерживаемыми дорогим обручем с затейливой инкрустацией… Санти не мог отказаться от подарков, потому что его собственная одежда превратилась в лохмотья. Но предпочел бы более скромный наряд: неудобно пользоваться щедростью, ничего не давая взамен. Но отказываться от подарков Ронзангтондамени было бы жестоко.

Женщина Гнона с неудовольствием поглядела на засмотревшегося посланца.

— Говори, скороход! — резко бросила она. — Или ты уснул?

Посланец моргнул, повернулся к ней:

— Госпожа и Женщина Тонгора, Повелительница Тангра, Ее Величие Королева приглашает тебя, Ронзангтондамени, Женщина Гнона, госпожа и сестра, присутствовать на пиру, что дает Ее Величие сегодня, после захода солнца, в честь величайшего над великими, Бога, Владыки и Судии, Могучего, Доброго, Восставшего над богами и светилами, Хаора Всесокрушающего!

Посланец отбарабанил все единым духом и замолк.

— Приду! — Ронзангтондамени вынула из кошелька серебряную монету и бросила скороходу. Тот поймал ее с привычной ловкостью, поклонился и вышел.

— Пир? — спросил Санти. — Это интересно?

— Много еды, немного музыки и совсем мало удовольствия! — ответила Женщина Гнона. — Но Королевский Дворец стоит посмотреть! Если ты хочешь, я возьму тебя с собой?

Ронзангтондамени и хотелось, чтобы юноша сказал «да», и не хотелось этого. Зная Королеву, Приближенных ее, да и прочих Женщин, она справедливо опасалась, что Санти покажется привлекательным не только ей одной. Кроме того, он был чужеземцем, а закон запрещал Женщинам Тонгора приближать к себе чужеземцев. Но ведь покупает же сирхар девушек! Почему тогда ей нельзя? Разве это не одно и то же?

Ронзангтондамени отлично понимала: да, не одно и то же. Но в конце концов, законы даны Хаором. И Хаором назвала Королева великана-пришельца. Хаор он или нет, но он — приятель ее Санти. Пусть-ка Королева распутает этот узелок!

— Да! — сказал Санти. Он хотел посоветоваться с фэйрой, прежде чем ответить, но сознание Этайи было в этот момент далеко от Тонгора. — Да! — Санти хотелось не столько взглянуть на Дворец Королевы, сколько увидеть друзей.

Два бронзовых дракона, набив животы белой плотью иллансана, дремали, разбросав по теплым камням обвисшие крылья. В лучах полуденного Таира их чешуя отливала золотом. Вытянутые головы с загибающимися вперед рогами и мощными челюстями покоились на отполированном водой и ветрами камне. Перламутровые веки закрывали выпуклые глаза, а в приоткрытых пастях, между колоссальными клыками, способными перекусить пополам урра, копошились, выискивая остатки пищи, шустрые пятнистые крабики. На крыле одного из драконов, положив руки под голову и прикрыв лицо от солнца краем плаща, спал маг. Устрашающая голова дракона покоилась в мине от мага и длиной превосходила человеческий торс. На мгновение Гестиону стало страшно: шевельнется дракон во сне, щелкнет пастью — и конец! Но то были детские страхи. Мальчик отлично знал: драконы не нападают на людей. Даже во сне. А даже если бы и нападали — нет такого зверя, что осмелился бы причинить вред Учителю!

«Один из этих двух — для меня! — с восторгом вспомнил Гестион. — Завтра я полечу на нем, один! Завтра утром, когда взойдет Таир, я поведу дракона! Интересно, какой из них мой?» Но оба зверя были совершенно одинаковы. Даже мысли у них были неотличимы.