Потрошитель мозгов

– Ты предала меня! Предала, предала! – Рэд Рекс начал свои причитания баритоном, которым говорил перед камерой, а закончил полным страдания сопрано, срывающимся на фальцет.

Разговор происходил в гримерной Рекса на телестудии, расположенной на Западной Пятьдесят шестой улице Манхэттана. Сидевший на розовом вращающемся стуле Рекс отвернулся от зеркала и обратил свои взоры на Ванду Рейдел. Для большей выразительности он даже топнул ногой.

– Продала меня с потрохами, – продолжал стенать он. – А раз так, ты уволена!

– Извини, любовь моя, но ты не можешь меня уволить, – заявила Ванда. – У нас эксклюзивный контракт. На три года без права разрыва. Без меня ты не сможешь найти работу.

– Ни за что не подпишу контакта с телестудией! По крайней мере, за две тысячи двести в неделю!

– Ты и не должен ничего подписывать. Я уже подписала все за тебя. Наш с тобой договор уполномочивает меня одобрять и подписывать за тебя все документы.

– Я не стану работать! Не стану – и все! – Лицо Рекса просветлело. – Заработаю себе ларингит. Самый долгий ларингит за всю историю телевидения. Затянувшийся. Он будет длиться целый год.

– Только попробуй симулировать ларингит, и я попрошу мистера Гордонса заглянуть тебе в глотку и выяснить, нельзя ли ее починить, – ласково сказала Ванда. – Не беспокойся, трудоспособность у тебя сохранится. Немые тоже могут работать – сможешь повторить жизненный путь Марселя Марсо.

– Ты этого не сделаешь. Мы все-таки живем в Америке. – Глаза Рэда Рекса сверкнули, голос сорвался.

– Нет, милый. Для тебя это, возможно, и Америка, а для меня – настоящие джунгли. А теперь кончай хныкать и постарайся увидеть в этом хорошую сторону.

– Здесь нет хорошей стороны.

– Я выговорила тебе возможность иметь свободное время, чтобы сниматься в фильмах, и вот-вот устрою тебе прекрасный контакт.

– Прекрасный контакт! Значит, мне придется в два раза больше вкалывать!

– Ну и что? Тебе это ничего не стоит, ты ведь очень способный.

– А что это еще за штука с трехминутным выступлением? – спросил Рекс.

– Это очень важно, – ответила Ванда. – Сегодня серия будет на три минуты короче. Сразу после рекламы ты выступишь с обращением к зрителям.

– Что еще за обращение? С чем я могу обратиться к армии домохозяек?

Ванда запустила руку в соломенный ридикюль, выглядевший так, словно был перешит из сандалий, которые носили несколько поколений мексиканских: крестьян.

– Вот, почитай. – Она протянула Рэду листок.

Рэд быстро пробежал его глазами.

– Что это еще за чушь?

– Вот эту чушь ты и прочтешь.

– Фиг-два я стану это читать! Это же какой-то бред.

– Ну, я тебя прошу. Сделай одолжение.

– Кому – тебе? Ха!

– Нет, мистеру Гордонсу.

Рэд Реке посмотрел в ласковые глаза Ванды, опустил взгляд на бумагу и быстро пробежал текст, стараясь запомнить его.

* * *

Римо сидел, развалясь в кресле, в номере мотеля в Бурвелле, штат Небраска.

Вытянув ноги перед собой, он развлекался тем, что барабанил большими пальцами по невидимому барабану. Ему было скучно. Скучно до глубины души. Скучно, скучно, скучно...

С утра он уже успел сделать стойку на руках, отработал свободный удар, не вывихнув плеча, хотя лучше бы уж вывихнул – для разнообразия. Он выполнил дыхательные упражнения, сократив количество вздохов до двух в минуту, поработал над пульсом, снизив его до двадцати четырех, а затем увеличив до девяноста шести в минуту. В воображении он даже пробежался по девственному лесу где-то на Северо-Западе, спотыкаясь о диких зверей, пускаясь с ними наперегонки и чаще всего выходя победителем в соревновании. Наконец он наткнулся на огромную лань и с мыслью о том, как она прекрасна, решил закончить свое воображаемое путешествие. Вот тогда-то он и понял, какая его одолевает тоска.

Скучно было даже пальцам на ногах.

Семь дней, проведенные в этом городе, на кого угодно нагнали бы тоску.

Странно, что сами жители таких городков, казалось, никогда не скучают.

Может, это оттого, что они знают о своем городе что-то такое, что было неизвестно Римо. Вот одно из неудобств жизни чужака. Римо Уильямс, – вечный аутсайдер. Чужой для людей. Чужой на земле. Без дома, без семьи, без цели в жизни.