Потрошитель (СИ)

Сасори смерил брюнета, что включил диктофон и положил его на тумбу рядом с койкой, безразличным взглядом. Он посмотрел на гаджет и, подумав еще раз о том, что мир действительно сошел с ума, принялся за рассказ монотонным голосом:

- Позавчера я стал свидетелем убийства. Вчера я пришел в участок, где мое заявление не приняли всерьез. В этот день, возвращаясь домой, мы с Дейдарой поменялись толстовками. Я хотел отдать ему телефон, который он забыл, а, когда нашел его, Потрошитель уже убил его.

— Вот как, значит, он целился на тебя? А следует — уже выслеживал? Как он выглядит, ты видел лицо?

— Нет, вчера он был в бесформенной одежде, лицо закрывал капюшон, позавчера он был в черных лохмотьях. Рост 175-180. На лице безликая маска с черными точками вместо глаз в виде спирали, на месте рта есть отверстие. Носит седовласый парик длиной до бедер. В качестве оружия он использовал Нэкодэ и перчатку, напоминающую оружие Крюгера, и….

— Плохо дело. В маске, значит. Что ж, но все лучше, чем ничего. Мы подключим тебя к программе защиты свидетелей. Видимо, нападение было нацелено на тебя. Сегодня тебя уже выпишут, но сопровождать тебя будет охрана.

Мадара продолжал говорить, когда в глазах Сасори застыл ужас. В голове его прокручивались последние слова Дейдары: «Мы ведь, кажется, сегодня пересекались?».

***

Черная линия перечеркнула алый закат. Кисть безжалостно наносила истязающие мазки, за которыми меркли яркие краски вечернего Токио. Последняя линия, и холст разорвало пополам. Две половинки испорченной картины медленно летели вниз, достигая испачканного красками пола. Один удар ногой, и мольберт рухнул следом за ними.

— Все не то! Не то!

Сасори рухнул на колени, схватившись за голову. Боль съедала его изнутри. Самое отвратительное из всех чувств – душевная боль. Её невозможно заглушить. Она люто преследовала парня уже третий день, не позволяя покинуть пределы квартиры, не давая открыть занавески, что затемняли комнату, из-за чего её хозяин уже не мог понять: день сейчас или же ночь. Это все не имело значения. Сасори от отчаяния начинал крушить все, что попадалось под руку: глиняные и фарфоровые статуэтки, которые он сам когда-то создавал. Он надеялся, что, выпустив пар, сможет немного успокоить это колюще-режущее чувство в районе сердца, которое сжималось каждый раз, стоило ему услышать шаги за входной дверью. Но хуже всего были звонки. Точно так же, как и сейчас. Акасуна был не в силах подойти к двери, поэтому сидел в прихожей, прижавшись спиной к стенке, и слушал уже четвёртый раз подряд тщетные попытки его девушки:

— Сасори, мы все очень за тебя переживаем. Пожалуйста, впусти меня, я хочу убедиться, что с тобой все в порядке.

— Со мной все в порядке, — отвечал парень, пытаясь убедить самого себя в этом.

— Сасори, умоляю, просто отзовись, — молящим надрывным голосом просила девушка. А он знал, что сейчас она плачет. Но почему-то желания открыть дверь, показать, что он цел и невредим, совершенно не возникало. Ему было наплевать на это.

— Мы все очень тяжело переживаем потерю Дейдары. Поэтому тебе не нужно нести этот груз одному. Позволь мне разделить его с тобой.

И снова повисла тишина. Будто это было просто мимолетным видением, чертовой галлюцинацией. Сасори сжал кулак, прикусив костяшки на руках, из груди вырвался истерический хохот.

— Самое ужасное, что меня гнетет не боль потери друга, а страх за собственную шкуру.

— Вот ты всегда был таким: прятал свою трусость за красивой вуалью меланхоличности, — прозвучал насмешливый и такой родной до жути голос.

Сасори застыл в ужасе, распахнув карие очи, его затрясло еще сильнее. Прикусив костяшку до крови, Акасуна зажмурился в надежде, что он просто ослышался, однако голос не исчезал:

— Действительно, какая трагедия, мой милый друг. Тебя ведь меньше всего волновал Потрошитель, и, в конце концов, больше всего тебя он и коснулся.

Голос был совсем рядом, он нашептывал эти слова на самое ухо. Сасори, приоткрыв глаза, бросил беглый взгляд в сторону, проговорив при этом:

— Ты мертв, ты не можешь здесь находиться.

— Ты как всегда скушен.

Сасори не понимал, что происходит. Дейдара сидел рядом с ним, насмешливо смотря в его напуганные глаза, при этом еще нагло размахивал бутербродом, который тут же отправил в свой бездонный желудок, каким Сасори часто его называл.

— «Мы ведь, кажется, сегодня пересекались?» — протянул Тсукури, смакуя каждое слово, с наслаждением наблюдая за мученической гримасой друга, который прикрылся руками, словно от атаки. — Это были мои предсмертные слова. Слушай, а может выбить их эпитафией над моей урной с прахом? Согласись же, звучит весьма креативно?

— Ты умер!

Дейдара подавился бутербродом и театрально закатил глаза, делая вид, что умирает… вновь. Но, поняв, что зритель его сценического дара не оценил, поднялся на ноги, оттряхнув пыль с коленок.