Американские и британские власти больше сочувствовали трудностям, переживаемым немцами, чем страданиям поляков, русских и других народов, подвергшихся немецкой агрессии. Несколько миллионов американских и британских солдат жили среди немцев, беды которых могли вызвать у них сострадание. В противоположность этому, мало что было известно из первых рук о том, каковы были условия жизни людей в странах на востоке Европы. По причине, возможно, недоверия и высокомерия, с которыми относились к ним американские и британские наблюдатели, поступавшая информация была довольно скудной. Что касается русских, то стремление помочь им материально наталкивалось на их закрытость и самодостаточность. Создавалось впечатление, что поддержка и помощь Запада во время войны не была в должной мере оценена и признана русскими, и европейцев возмущало то, как русские грубо давали понять, что воспринимают оказываемую им помощь как должное. Более того, западные союзники столкнулись с поразительным противоречием. Чем тяжелее жилось народам Западной Европы, тем более явственной становилась в их странах возможность революции и даже поворота к коммунизму. И чем быстрее налаживалась и улучшалась жизнь в Советском Союзе, тем большие претензии и требования у него возникали.
Еще задолго до капитуляции в американском правительстве возникли горячие дискуссии о том, какую политику следует проводить в отношении Германии. Американские власти приняли несколько политических заявлений при активном сотрудничестве видных политических деятелей, которыми должен был руководствоваться генерал Эйзенхауэр (его заместителем был генерал Люсиус Клей), командующий в американской зоне оккупации. Отдельные аспекты его плана были обсуждены с британскими гражданскими и военными официальными лицами, которые не во всем были с ним согласны. Британский Комитет начальников штабов отказался признать отдельные его пункты и принять в качестве совместного руководства к действию. Поэтому британское правительство приняло свою собственную директиву для генерала Монтгомери (которому предстояло возглавить британскую зону и стать британским представителем в Контрольной комиссии), однако цели она преследовала схожие с американскими, хотя и не во всем.
Даже после того, как директива была направлена Эйзенхауэру (14 мая), она продолжала будоражить американские официальные круги; речь шла о наиболее категоричных ее утверждениях. Донесения командующих войсковых соединений о положении в Германии и о проблемах, с которыми сталкивалась там американская армия, заставили Стимсона пересмотреть основные направления экономической помощи. 16 мая он писал президенту Трумэну:
«Хочу сказать относительно политики продолжать удерживать Германию на грани голода в качестве наказания за прежние злодеяния. Я осознал, что это была тяжелая ошибка. Накажите ее военных преступников в полной мере. Лишите ее окончательно различного вооружения, распустите Генеральный штаб и, возможно, всю армию. Держите под контролем ее государственную политику денацификации, пока поколение, воспитанное в нацистской идеологии, не сойдет со сцены, — а это долгая история, — но не лишайте ее возможности строительства совершенно новой Германии, создания цивилизации, отказавшейся от милитаризма. Это непременно потребует проведения индустриализации, поскольку в сегодняшней Германии имеется 30 миллионов „лишнего“ населения, которое не может быть обеспечено ресурсами только с помощью сельского хозяйства… Необходимо непременно найти решение для их безбедного существования, что будет в интересах всего мира. Эти люди не должны быть принуждены житейскими тяготами избрать недемократический и хищнический образ жизни. Это сложнейшая проблема, которая требует координации усилий англо-американских союзников и России. России достанется большинство плодородных сельскохозяйственных земель Центральной Европы, в то время как в нашем распоряжении будут промышленные районы. Мы должны убедить Россию пойти нам навстречу».
Трумэну подобный подход к решению имевшейся проблемы показался мудрым и предусмотрительным. Как позднее он заметил, комментируя свои переговоры со Стимсоном о будущем Германии, слишком много договоров о мире основывалось на чувстве мести.
Черчилль после разговора с Эйзенхауэром о положении дел в Германии сказал, что его политику в отношении этой страны можно определить двумя словами: «Разоружить и воссоздать!» Он полагал, что союзники не должны брать на себя полную ответственность за судьбу Германии, но постараться добиться того, чтобы она не смогла начать новую войну.