Поцелованная богом (СИ)

Днем провела две операции подряд. Телефон, как обычно, оставила в ординаторской, в шкафчике, на беззвучном режиме.

После второй операции, потирая ноющую спину, вышла в коридор. У девочек на посту работал телевизор, шли новости. У экрана толпился персонал.

— Елизавета Петровна, вы уже слышали? — спросил кто-то.

— О чем?

— Самолет разбился! Представляете, наши врачи летели в Сирию, сели на дозаправку в Сочи. А потом авария, рухнули в Черное море!

Сердце болезненно сжалось. Не слушая причитания медсестер, пошла в ординаторскую. Подошла к своему шкафу и услышала вибрацию телефона. Открыла дверцу, нашла трубку. Десять пропущенных звонков от Кипреева. Нужно было перезвонить ему, но я медлила. Появилось странное ощущение — я уже понимала, что услышу, но оттягивала этот разговор. Как будто, пока слова не сказаны вслух, еще ничего не произошло. Как будто, еще что-то можно изменить.

Телефон зазвонил в моих руках.

— Да!

— Лиза, — начал Кипреев, — ты только не волнуйся.

— Что случилось? — зачем-то спросила я.

— Самолет, на котором летел Кирилл, разбился.

— Разбился, — тупо повторила за ним.

— Случилась авария, он рухнул в море.

— Кто-нибудь выжил? — мой голос был странно чужим.

— Ведутся поиски. Лиза, есть надежда.

Он говорил что-то еще, но я нажала на кнопку, обрывая разговор.

Посмотрела на экран, у меня было несколько входящих сообщений.

Открыла первое. «Будь счастлива», — прочитала в телефоне сообщение от Кирилла. Судя по времени отправки, он написал его на дозаправке в Сочи. Написал мне сообщение, сел в самолет и…. Погиб.

Поиски велись несколько дней, пока не стало ясно, что выживших в катастрофе не было. Вся страна, затаив дыхание, следила за этими поисками, надеясь на чудо. Только я знала, что все кончено.

На похоронах, глядя на пустой гроб, поймала себя на мысли, что я не воспринимаю Кирилл, как мертвого. Я не видела его тело. Для меня он все еще живой. «Вы просто уехали в дальние страны, к великим морям»*.

На поминки я не осталась. Сил не было. Извинилась перед родителями Кирилла и поехала домой. Вошла в пустую квартиру, прошла в его кабинет и опустилась на диван. «Ну, вот я и осталась одна. Как хотела», — сказала сама себе. «Но я не хотела так! Как угодно, но только не так!!!»

Меня сжигало чувство вины. Если бы не я, Кирилл остался бы дома и сейчас наряжал бы елку или поехал бы по магазинам, или чистил бы овощи на салат. Если бы не я, он был бы жив.

В Новый год отключила все телефоны и сидела в кабинете, глядя в окно, как падает снег. Пила коньяк, курила и все просила кого-то простить меня.

В квартире я просидела семь дней. На восьмой приехали родители с дедом. Пока мама с папой уговаривали меня им открыть, дед сходил за слесарем, и дверь попросту выломали. Глядя на меня, мама плакала, отец утешал ее, а дед подошел и влепил хорошую оплеуху, приведя этим в чувство.

— Послезавтра у меня операция, — сказал он, глядя на меня, — будешь ассистировать. День тебе на то, что бы прийти в себя.

Развернулся и ушел, не прощаясь.

Я проводила родителей, успокаивая их, как могла. Приняла душ и завалилась спать.

А еще через день вышла на работу.

«Будь счастлива».

А спустя три года на дороге меня подрезал Рокотов.

_________

*

Осыпались листья над Вашей могилой,

И пахнет зимой.

Послушайте, мёртвый, послушайте, милый:

Вы всё-таки мой.

Смеётесь! — В блаженной крылатке дорожной!

Луна высока.

Мой — так несомненно и так непреложно,

Как эта рука.

Опять с узелком подойду утром рано

К больничным дверям.

Вы просто уехали в жаркие страны,

К великим морям.

Я Вас целовала! Я Вам колдовала!

Смеюсь над загробною тьмой!

Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала — Домой!

Пусть листья осыпались, смыты и стёрты

На траурных лентах слова.

И, если для целого мира Вы мёртвы,

Я тоже мертва.

Я вижу, я чувствую, — чую Вас всюду,

— Что ленты от Ваших венков! —

Я Вас не забыла и Вас не забуду

Во веки веков!

Таких обещаний я знаю бесцельность,

Я знаю тщету.

— Письмо в бесконечность. — Письмо в беспредельность.

— Письмо в пустоту.

Марина Цветаева

12

В тот раз не поехал за рыжей — чувствовал, что не нужно этого делать. Уж очень резко она одернула, когда я заговорил о ее умершем муже. Почему-то мне казалось, что дело там не в любви. Что-то произошло тогда, что мучает и не отпускает рыжую до сих пор, даже спустя несколько лет.

Рыжая, рыжая, рыжая. И имя у нее подходящее — Лиза. Рыжая Лиза, Лиса моя. Дикая, свободная и ужасно одинокая. Но я сделаю все возможное, чтобы приручить тебя, Лиса.

Она не купилась ни на семейство Рокотовых, ни на меня, как на представителя этого самого семейства. Это было неожиданно приятно, потому что за прошедшие годы я стал забывать, что на свете бывают женщины, для которых главное в мужике не имя и не размер его банковского счета, а что-то совершенно другое.

Я отвык от нормальной жизни. А ведь совсем недавно она была, эта нормальная жизнь. С любимой работой, надежными товарищами, веселыми и бескорыстными подружками. И трудные командировки, и бесшабашные праздники, все было в этой жизни. И если бы не ранение во время последней операции, все так бы и продолжалось.