— Хватит! — сказала Александра. — Я еще пока что человек разумный и разговаривать со своим «цветком» не собираюсь. У меня есть собеседники поинтереснее.
— Хорошо, найди другие слова, — улыбнулась Таня. — Смысл в том, чтобы как можно раньше начинать восстанавливать растянутую мышечную систему. Здесь вопрос не только эстетики и секса. Просто, пока мышцы растянуты, ты элементарно толком в туалет сходить не сможешь. И внутренним органам тяжеловато болтаться в таком большом и уже пустом пространстве. Чем быстрее мы все это обратно соберем и мышцами прижмем, тем нам же и лучше. Оно и само подтянется в конце концов, но зачем ждать?
— Да ну вас всех, модели чертовы! — обиделась Александра. — Я вам про разум, а вы мне про внутренние органы!
Потом пришла Фимочка и увела нашу плачущую красавицу Полину. И мы искренне пожелали ей удачи. А она искренне ничего не ответила, но кивнула.
И снова стало тихо, было слышно, как храпит какая-то беременная в палате напротив.
— Жалко мне ее, — сказала Александра. — Полину эту жалко. Ведь в иллюзорном мире живет и нас всех туда тянет… Сколько ей лет?
— Ща узнаю! Там на посту все обменки лежат, — и Милка сорвалась с места.
— Так вот… Ну, допустим, тридцать ей… Допустим. Ну, вот и, во всяком случае, как-то начала понимать, что время уходит, когда мне тридцать стукнуло. Значит, она тоже могла этого рубежа испугаться. Да, было страшно понимать, что тебе уже тридцать. Но потом я врубилась, что речь все равно только о теле идет! А душа во мне не меняется, только еще лучше становится от всякой дряни… Да и так, если уж чтоб совсем понятно… Тело умирает как бы, да? А душа, по идее, остается. А вот Полина и весь ее красивый мир начисто отвергают идею о душе и оставляют нас всех один на один с мыслью, что, кроме тела, в нас больше ничего важного! Мы убиваем себя раньше времени этим. И не даем себе родиться еще раз. Потому что в одно и то же тело дважды не войти…
— А мне не жалко, — Таня гладила свой живот, смотрела в лампу на потолке. — Каждому своя реальность. Если ты хотя бы в своей ориентируешься — уже хорошо. А вообще вспомните сказки. Если кого-то некрасивого поцеловать, он станет красивым.
— Старенькие девочки! Ужинать!
Александра встала:
— Ну, пойдем жиры набирать, королевы красоты! А то что это за перекус — сало? Беременной женщине надо думать о ребенке, а не о талии. Танька, тебе нести котлеты целлюлозно-бумажные?
— И компот.
Вечером пришла мама, и я спустилась к ней в приемный покой. Мама была румяная, такая вся морозная, красивая.
— Ты у меня такая красивая! — сказала я ей. — Только скажи мне честно. Ты счастливая при этом?
— Я-то? Скорее да, чем нет.
— А в чем счастье? Вот у тебя, например, мужа нет. У меня тоже. Зато ты красивая, у тебя работы интересной куча…
— Женечка, ты почему без теплых штанов? Ты видишь, что зима на улице? Я же тебе положила штаны! Чтоб надела и не снимала до родов, понятно? Мне здоровые дочка и внук нужны!
Мама принесла мне йогурты, какие-то кисели, немножко магазинного скромного сала, свежие газеты. У меня самая лучшая в мире мама!
Потом я шаркала к себе в палату, думала о маме, о себе, о том, что все это странно — эти игры в притворство с красотой. И что все мы ужасно живучие и терпеливые, и телу нашему надо сказать большое спасибо и низко поклониться за то, что оно умеет сделать такой невероятный подарок — ребенка. Поклонилась бы я тебе, тело… Да живот мешает…
Тут мимо меня прошла какая-то быстрая… в шелках… с букетами цветов… А за ней остался густой шлейф парфюма. Я даже удивилась — откуда в нашем предродовом скромном отделении такая птица райская? Может, заблудился кто? Шел человек на концерт, а попал в роддом? Но призрак с цветами свернул в наш блок…
Телеведущая, которая «блатная»… Ничего себе, связи у дамы, если ее накануне родов на концерты отпускают…