Поцелуй архангела

Он приподнял крышку. Поначалу, Елена не видела, что внутри, поскольку мешала рука Рафаэля, но потом архангел отодвинулся… Елену замутило. Отбросив нож, она развернулась и направилась к двери, которая, как она надеялась, вела в ванную. Облегчение сменилось рвотными позывами, которые начали сотрясать её тело, пока она, шатаясь, шла по кафельному полу. Опустив голову над унитазом, Елена в грубой и жесткой форме избавилась от обеда, ощущая себя так, словно её желудок выворачивали наизнанку. Где-то посредине процесса она поняла, что стоит на коленях. А Рафаэль — позади неё придерживает волосы, окружив своими крыльями, и позволяя видеть лишь золотисто-белые перья. Задрожав, когда поутихли спазмы, Елена нажала на кнопку слива и села.

Рафаэль поднялся и принёс ей мокрое полотенце. Елена протерла лицо, отлично ощущая, как он, присев перед ней на корточки, полыхал от ярости.

— Что, — спросил архангел тоном, которым однажды разговаривал с Микаэллой, — означает это ожерелье?

— Должно быть, это копия, — выдавила она. — Настоящее мы похоронили. Я видела.

Елена вспомнила закрывающуюся крышку гроба. Это был последний раз, когда она видела лицо Бель.

Рафаэль обхватил ладонями её лицо, расправив перед ней свои прекрасные крылья.

— Не позволяй ей выиграть. Не позволяй использовать воспоминания против тебя.

— Боже, вот же сука, — гнев накрыл Елену ослепляющей волной. — Она сделала это специально, да? — Это был не совсем вопрос, поскольку ответ на него она и так знала. — Я не представляю для неё никакой угрозы, она так развлекается. Хочет меня сломать.

Вот такая простая причина для нескольких мгновений веселья.

— Очевидно, она совсем тебя не знает, — произнёс Рафаэль, поднимая её на ноги.

Елена подошла к раковине, положила полотенце на край и прополоскала рот почти обжигающей водой.

— Бель, — произнесла Елена после того, как, наконец, почувствовала себя чистой, — разорвала бы Ли Дзюань глотку за попытку использовать её против меня. — Воспоминания о милом, но необузданном характере сёстры заставили Елену расправиться плечи. — Пошли.

В этот раз Елена попыталась очень внимательно рассмотреть ожерелье, которое прислала Ли Дзюань, хотя все так же отказываясь прикасаться к украшению.

— Это копия. — Облегчение накрыло её с головой, ноги задрожали, и Елена облокотилась рукой о стол. Архангел Китая не оскверняла место упокоения Бель.

— Однажды мы решили сделать на обратной стороне гравировку с именем «Бель» нагретой металлической проволокой. Но успели выжечь только корявое «Б», как мама нас поймала. — Воспоминания заставили Елену улыбнуться, стирая омерзительные ощущения. — Она так разозлилась, подвеска была из золота в 9 карат.

Положив ожерелье обратно, Рафаэль закрыл коробку.

— Я позабочусь, чтобы от него избавились.

— Хорошо… только сначала, сделай для меня копию, — Елена дерзко улыбнулась. — Раз сучка хочет поиграть, то и я не против.

— Её шпионы доложат об этом, — проговорил Рафаэль. — Хороший ход, но я не могу этого позволить.

Елена резко подняла голову.

— Что?

— Ли Дзюань задумала это, чтобы причинить тебе боль. Если ты наденешь подвеску, то она станет напоминанием о прошлом.

— Да, — проговорила она. — Она будет напоминать о том, как Бель побила соседского задиру, на три года старше и на пятьдесят фунтов тяжелее. (50 фунтов = 22,6 кг) Будет напоминать о её силе и духе.

Рафаэль долго не сводил с неё глаз, а потом сказал:

— Но эти воспоминания окружены тьмой.

Елена не могла не согласиться.

— Возможно, на этот раз я приму тьму вместо того, чтобы прятаться.

— Нет, — Рафаэль упрямо вздёрнул подбородок. — Я не позволю Ли Дзюань вовлечь тебя в кошмар наяву.

— Тогда ты позволишь ей победить.

Рафаэль коснулся её губ в жестком требовательном поцелуе.

— Нет, мы позволим ей думать, что она победила.

***

Рафаэль избавился от подарка ли Дзюань и возвращался в Убежище под покровом ночи. Всё, что он сказал Елене, было истинной правдой — но под ней скрывалось кое-что более глубокое. Он сделал это, чтобы её защитить. И Елена это поняла, но позволила ему убедить себя. Такое поведение рассказало ему о её шрамах больше, чем что-либо другое. Давным-давно, когда Урама ещё не постигло безумие, а Рафаэль ещё помнил дни своей юности, у них возник разговор.

— Жизни людей, — сказал другой архангел, — невероятно хрупки.

Рафаэль, которому тогда едва исполнилось триста лет, кивнул в ответ.

— У меня есть друзья среди людей. Они рассуждают о любви и ненависти, но я задумывался: а что они на самом деле знают об этих эмоциях.

До сегодняшнего дня он помнил, каким взглядом наградил его Урам: так смотрят старшие на заносчивую молодёжь.

— В этом вопросе важны совсем не знания, Рафаэль. Мы прожигаем наши жизни, поскольку они бесконечны. Люди же должны проживать тысячу жизней за свой короткий век. Любая боль тогда кажется более сильной, а самая мелкая радость ослепляет счастьем.

Такие слова удивили Рафэля — ведь Урам уже тогда был распутным, неразборчивым в удовольствиях и открыто проявлял жестокость.

— Ты говоришь так, словно им завидуешь.