Поцелуй бабочки

Но на «Анечке» уже сами все сообразили. Когда мы сблизились, подали конец, по нему вверх поехали канистры. Через пятнадцать минут обе канистры вернулись полными. Не сказав ни слова, президент вернулся на койку и уже оттуда проскрипел:

— Поблагодари людей по радио…

Обиделся…

Подвиг

Увы, отправляясь в море, тесты на психологическую совместимость мы, разумеется, не проходили, полагая, что президентской интеллигентности и моего золотого характера хватит на несколько месяцев совместной жизни.

— Несколько месяцев лицом к лицу в замкнутом пространстве — свободно могли убить друг друга, — объяснили мне впоследствии специалисты-психологи.

Два человека, по их мнению, самый проблемный коллектив, и в нашей «кругосветке» мы с президентом совершили своего рода подвиг взаимной терпимости — ни больше ни меньше.

Природа, словно желая подчеркнуть мою неправоту в стычке с президентом, тут же послала легкий ветерок от норда — вначале четыре, потом пять, потом шесть метров в секунду. Мы выключили двигатель, поставили генакер и пошли пятиузловым ходом, но сюрпризы на этом не закончились.

Терра инкогнито!

Два дня спустя утром на той же «собачьей вахте», бросив мимолетный взгляд на море, я на минуту лишился разума — в нескольких десятках метров прямо по курсу «Дафнии», посреди океана, глубина которого в этом месте около пяти километров, я увидел черную полоску земли, выступающую из воды. Натуральная скала-плескун, знакомая по балтийским отмелям. В голове успело пронестись несколько идиотских мыслей и комментариев. «Мираж?» — «Нет, слишком близко!» «Неизвестный островок?» — «Бред!» «Скала, выступившая из моря в результате вулканической деятельности?» — «Какие тут, к черту, вулканы!..» Последней вспышкой разума была мысль о том, что надо срочно отвернуть от земли, — я бросился к рулю… В это время земля издала звук, напоминающий глубокий вздох, и ушла под воду, махнув на прощанье хвостом размером с «Дафнию».

Кит всплывал еще несколько раз в пределах видимости, потом исчез, вероятно утомившись от воплей, которыми я сопровождал каждое его появление на поверхности моря.

К Ла-Корунье подходили под свежим двенадцатиметровым ветерком. Заползая в марину, обнаружили, что привычные для нас ризалиты у бонов отсутствуют. Стали готовить якорь, но с бона закричали «Но анкер, но анкер!», протягивая грязный конец (синкер), уходящий в воду к «мертвяку». В дальнейшем этот неведомый нам способ швартовки был на всех атлантических и средиземноморских стоянках. Привет, Испания!

Кошачье царство

О, Ла-Корунья! О, солнечный жемчуг испанской короны!.. О, святой Георг и святая Барбара!.. Цветы и камень! О, чувственные донны на звонких каблучках! Шум казино у подножия океанских волн и звук трубы на набережной!

Часть набережной, усыпанной каменными валунами, заселена кошками всех мастей и пород. Тысячи животных лежат на прогретых камнях, резвятся котята. У каждой масти строго своя территория — несколько метров набережной, на которой живут только члены семьи. Глава прайда возлежит на верхнем камне, охраняя свое хозяйство от чужаков.

Удивительно, что в этой кошачьей цивилизации невозможно было увидеть результат перекрестных браков. Белые, живущие рядом с рыжими, рыжих пятен не имели, — несмотря на близкое соседство, кошачьи этносы сохраняли чистоту породы. Я специально внимательно смотрел, пытаясь уловить признаки смешанных браков, — нет, и это при кошачьей-то сексуальной раскованности. Совсем как у наших суперпатриотов: «расовый признак выше похоти», и никаких тебе либералов-демократов, интернационалистов-плюралистов, никакой политкорректности.

«Стало быть, природа такова, что масть к масти тянется, и ничего тут не поделаешь», — огорчился я, как человек весьма неразборчивый в расовых привязанностях. Поторопился с выводами: на краю кошачьего мира процветала совсем другая жизнь — смешение народов, неразбериха, анархия и все признаки свального греха. Черно-бело-желтые вперемешку с серо-рыжими, полосатыми, дымчатыми и пятнистыми… все цвета радуги. Нарушители нравственных устоев, видимо изгнанные из родных прайдов, основали тут свою колонию, населенную беспринципными, не озабоченными расовой чистотой особями.

«Свои», — подумал я.

Поглазел на единоверцев и пошел на рыбалку.

Приятного аппетита

Рыбалка в Ла-Корунье — занятие приятное и не раздражающее своей непредсказуемостью. Рыбьи стаи гуляют в марине как по бульвару, так что в течение часа на хлебный мякиш я надергал десяток кефалей, тут же на прибрежных камнях почистил, помыл в океанской водице — и милости просим на ужин с белым вином. После трапезы прогулка по старинным улицам, где прекрасные Дульцинеи и благородные идальго фланируют косяками.

Без комментариев