В голове стучит кровь, руки трясутся, ладони мокрые.
«Завалят, проклятые!..» — вздыхает про себя Валентина, стоя перед комиссией.
Волнение накапливалось с утра. Вначале она долго препиралась с Веркой — что надеть.
— Комиссия — штука тонкая, — объясняла Верка. — В этом деле мелочей не бывает. Каждая деталь важна…
Подруга Верка дважды побывала в ГДР и считалась специалисткой по заграницам.
— Главное — никаких брюк. Брюки не прохонже… — объясняла она. — Нужна юбка, но не длинная… а еще лучше костюм, скромный, как у Терешковой.
— Где я тебе возьму костюм?
— Костюм ёк, — перебирая вешалки, констатировала Верка.
Остановились на коричневой юбке. Укоротили до чашечек, а вместо жакета приспособили одолженную у соседки старую кофту.
— Пусть не думают, что ты за шмотками рвешься, — сказала Верка. — И надо сделать укладку, это они любят… Но без косметики — никакого вульгарите. За бугром выпендривайся сколько влезет, а тут…
— Хоть губы чуть-чуть, что ж я лахудрой пойду…
— Пойдешь, куда денешься, если хочешь Европу повидать. И вообще, веди себя скромно, так не стой…
— Ну тебя!
— Не нукай, дура! Чего сиськи выставила. Стой ровно: пятки вместе, чтобы видно было скромную труженицу. Имей в виду, для нас в этой комиссии самое страшное — бабы. Баба сразу примеряет, нравишься ты мужчинам или нет. Если да — она тебя засыплет первой.
— А мужчины?
— Мужик тебя пожалеет, в крайнем случае. Ну, всплакнешь, если что…
— Еще чего!.. Не дождутся.
— И заревешь, не рассыплешься, для дела… Не графиня! За границу едешь!..
— Даже не верится…
Так и явилась Валентина на идеологическую комиссию в соседкиной кофте, старых туфлях, с непривычно взбитыми заначенными волосами. Только губы подвела.
Пока кадровик зачитывает документы и характеристики, из которых следовало, что Валентина является во всех отношениях женщиной достойной, устойчивой и в высшей степени активной, Валя разглядывает членов комиссии. Комсомольский секретарь и председатель завкома Бутейник когда-то работали в ее цеху; отставник Петр Маркианович тоже одно время сидел в инструменталке, потом, когда пошла мода на ветеранов, замелькал в президиумах и как-то незаметно перебрался в начальство; парторг, начальник производства… Выражения лиц у всех серьезные, смотрят строго.
Прямо напротив сидит незнакомая женщина с такой же, как у Валентины, лаковой прической.
«Вот она, вражья сила!» — думает Валентина, подбирая бюст. От волнения грудь ходит ходуном под линялой соседкиной кофтой.
— …Трудовая деятельность табельщицы Митрофановой не раз отмечалась благодарностями и денежными премиями. В коллективе Митрофанова пользуется авторитетом.
Чтение характеристики закончено, кадровик кладет бумаги на стол и снимает очки.
— Какие будут вопросы к Митрофановой?
— К работе в подшефном колхозе привлекалась? — спрашивает незнакомый солидный мужчина, сидящий у окна, но спрашивает как будто бы не ее, а парторга.
Отвечает председатель завкома:
— Обязательно привлекалась. Сколько раз вы ездили в колхоз в этом году, Митрофанова?
От волнения Валентина не сразу соображает, что надо отвечать. Голос срывается.
— В колхоз ездила…
— Сколько раз?
— Все разы, сколько привлекали.
— А конкретно?
Валентина судорожно вспоминает.
— Три или четыре раза…
— А точнее?
— Три… или четыре.
— Так три или четыре? — добивается председатель.
— Три, — едва выговаривает Валентина.
Солидный говорит «да-а…», но непонятно, с одобрением или, наоборот, осуждает.
— У меня вопрос, — говорит Петр Маркианович. — Вот тут сказано «общественно активна», а какую конкретно общественную работу вы выполняете в цеху? Или вообще?.. Расскажите.
— Я на демонстрацию хону, — неуверенно бормочет Валентина. Смотрит на членов комиссии, пытаясь понять, зачтется ли ей демонстрация.
Вид у комиссии кислый.
— И все?
Валентина напрягается, краснеет, но больше ничего придумать не может.
— Собрания посещает? — снова спрашивает Солидный у парторга.
— В обязательном порядке.
— А на собраниях выступаете или так отсиживаетесь? — допытывается ветеран.
Валентина оживляется.
— Выступаю!.. А как же… обязательно… всегда…
— Да-а… — вздыхает ветеран. — Не густо.
— Что же ты, Валя, про дружину не скажешь? — вставляет председатель завкома. — Валентина Семеновна у нас активная дружинница.
Скромная улыбка, пожатие плеч — «что считаться мелочами».
— Дружинница — это хорошо! — одобрительно кивает ветеран.
Похоже, что и парторг доволен.
— У меня за эту дружину уже целая неделя к отпуску заработана, — гордо сообщает Валентина и тут же понимает, что брякнула лишнее.
Одобрительное выражение сползает с лиц членов комиссии. Председатель завкома шумно прокашливается.
— Младшему вашему сколько лет? — спрашивает дама.
— Степке… тринадцать.
— Учится?
— Ага. В сорок втором ПТУ.
— А почему вы разошлись с супругом? — Вопрос раздается за Валиной спиной. Спрашивает незнакомый мужчина в очках.
— Разошлись… пил супруг, что ж мне с ним…
— А с Калининым у вас какие взаимоотношения?
Валентина умолкает. К вопросу о Лешке Калинине она не готова. Про Тодора Живкова все выучила, а про Лешку… Валентина густо краснеет. Члены комиссии ждут объяснений.