Поцелуй через стекло

Судя по кирпичной кладке, к подвалу у строителей изначально были высокие требования. А жильцы захламили его донельзя. Какие-то металлические штуковины неизвестного назначения, разобранная мебель, оконные рамы- всем тем, что в преизбытке наполняло двор. Однако было кое-что и новенькое: кучи старой одежды. Лука снова опасливо втянул в себя воздух, отчего его тонко вырезанные ноздри нервно затрепетали.

Луч фонарика продолжил исследовать внутренности помещения. И троица последовала за ним.

Стало заметно светлее. Здесь имелось оконце- мутное, подёрнутое паутиной с остовами насекомых, но это было окно, говорившее в пользу цокольного этажа, а не подвала. Замаячила надежда, что пацанам померещилось, привиделось, почудилось. — Всё то, что взбадривает взрослых, когда они оказываются в подобных ситуациях.

— Дальше! — срывающийся голос принадлежал, видимо, старшему.

Лука повиновался ему. И там луч выхватил из сумерек силуэт.

Тело лежало на боку. Нечто подобное он видел в итальянском музее под открытым небом, где были представлены жертвы вулкана Везувия. Но в отличие от людей, погребённых под толщей пепла и лавы и не подвергшихся тлению, этот человек, на взгляд взрослого, уже включился в пищевую цепочку простейших организмов. По его рукам и ногам расползлись длиннющие черви.

«Братья ничего не придумали», — это была последняя мысль племянника. — Перед тем, как последний приём пищи низвергнулся из его желудка.

МИРРА ИЗ ГОРОДА МИРНОГО

В Бога не верю. Потому что эволюция подарила нам мозг. Так говорила учительница биологии. И этот кусок мяса создаёт сознание. А чтобы погасить его, надо добраться до черепушки.

Зеркальный шар крутится на потолке. Или это моя голова? Потом шар почему-то гаснет. Начинают крутиться потолок и стены. Ужасно, потому что не за что зацепиться глазами. На белой поверхности стен и потолка нет ни одной картинки, лампы, гвоздя — ни какого-то другого цветового пятна. Поэтому самое большое развлечение — сны. Моя подружка Алька вообще считала их чем-то настоящим. Фантазёрка! Она даже уверяла, что во сне можно воздействовать на реальность. Надо только… Нет, здесь её всегда прерывали смешками. Так что обитатели «Божьей коровки», точнее, та их часть, которая способна была следить за ходом её умственных построений, так и не узнали всех Алькиных секретов. А зря. Мне бы пригодилось.

От досады я кусаю губы, и боль напоминает мне, что я ещё живая. И с этим надо что-то делать. Но ничего не остаётся, как просто дрыхнуть. Ведь время остановилось для меня. Как для насекомого, увязнувшего в янтаре. Такой сувенир имеется в доме у Дамировых. Я с него пыль стирала. Как бы я хотела вернуться в то время и в тот дом. Хотя бы в качестве застывшей в янтаре мошки. А впрочем, согласна я и на простое воспоминание. Дескать, жила — была в городе Мирном девочка Мирра. Но судьба-проруха! Или я всё-таки не верю в неё?

Когда ты моложе остальных… Когда представляешь научный интерес… Тогда тебя изо всех медицинских сил тянут на эту сторону.

В палате интенсивной терапии — особое освещение. Свет направлен лишь на столики медсестёр. Понятия не имею, откуда мне это известно. Как и то, что мониторы приборов поблёскивают то красным, то зелёным. Может, я стала такой же всезнающей сущностью, как Бабуленция. Но одновременно я не лишилась плоти. Правда, сейчас она представляется мне типа человеческих фигур из анатомических атласов. То есть без кожи.

Сегодня вокруг меня- слишком многолюдно. Когда же они сочтут, что пришла моя очередь освобождать койко-место? Должна же пандемия как-то повлиять на скорость принятия этого решения. Судя по всему, сегодня как раз такой день. По крайней мере, об этом свидетельствует щекотанье в груди. Кхы-кхы. Это что, Мирра издаёт этот звук? Если так, её отключили от аппарата искусственной вентиляции лёгких.

Надо мной склоняется лицо. Из-за масок я перестала различать медсестёр. Но судя по запаху изо рта, она использует зубную пасту с эффектом отбеливания. Нет, названия не помню. В голове осталась лишь картинка телерекламы: чернокожий парень и его ослепительный оскал. Сестра принимается заворачивать меня в одеяло. Эй, я же не младенчик! Ей на подмогу приближается другая, и они сноровисто переносят меня на более жёсткое ложе. Каталка?

Надо мной скользит потолок-изученный мной досконально. Он не сплошь белый, а в трещинах, пятнах и разводах. Больница-то старая. Продолжительное перемещение в пространстве производит на меня слишком сильное впечатление, делая мои веки неподъёмными.

Глава 14 Снова в «Красные кирпичики»