Поцелуй через стекло

От самой густой тени отделился другой шар — без перьев.

— Это папин любимец, — кивнул он в сторону вертевшейся вокруг своей оси головы. — Эй, Виконт!

Но сова оставила зов без внимания, продемонстрировав свой затылок, в светлых перьях которого отражались лучи садового фонаря.

— Ты как нежить! — воскликнул молодой человек. — То исчезаешь, то возникаешь опять.

— Обходной маневр. Чтобы не засекли. — Она сняла с плеча торбу и шмякнула на столик. Внутри звякнуло. — Держи.

— Что там? — Ввопрос напрашивался сам собой.

— Так…золотишко кое-какое. — В ответе прочитывалось столько напускного равнодушия, что его уловила даже сама девушка, а потому добавила уже другим тоном: — Коллекция монет.

— Не знал, что ты нумизматикой увлечена.

— Да ничем таким я не увлекаюсь, — неясно по какой причине вспыхнула Алька, а ей в ответ на руке Луки блеснули часы дайверов «Панерай». — Первую монету отец подарил моей маме на моё рождение. А потом одаривал на каждый день рождения уже меня.

Луке было известно: после развода Алькина мать предпочла исчезнуть со всех радаров. Как-то в порыве откровенности дочь показала потенциальному жениху наследство матери-художницы. Оно занимало в доме отдельное помещение и представляло собой собрание картин, иллюстрировавших древние санскритские тексты — Веды.

В памяти запечатлелось большое, во всю стену полотно: чтобы проверить, не ел ли малыш глину, мать Яшода заглядывает Кришне в рот, а видит там Вселенную и саму себя.

Алька тогда задержалась у скромной по размеру картины, где господь Кришна и его вечная супруга Радхарани качаются на качелях.

— Глянь на их ноги. Маме всегда удавались стопы.

Луку больше занимал задний план изображения. Роскошный сад. Судя по всему, он был списан с местного из «Красных кирпичиков». Вот и мощное дерево имеется. Дуб? Ясень? С надёжной веткой, на которую нестрашно повесить качели.

При этих некстати нахлынувших воспоминаниях молодого человека внезапно посетила крамольная мысль: а если дать заднюю? И не менять Алькино придание на хрустящие банкноты? Потому что ещё неизвестно, насколько эффективным окажется лекарство, которое они приобретут на эту баснословную сумму. Вот и доктор Шехтман говорит, что это не стопроцентно.

А пауза тем временем затягивалась и грозила вылиться в нечто большее.

По тому, как его бывшая избегала смотреть ему в глаза, Лука догадался: искушение посетило и ту сторону.

— Лучок, тебе не кажется, что ты тормозишь, как… модем выпуска 99-го года.

Неожиданное заявление для человека, бесконечно далёкого от современных информационных технологий и потевшего сейчас в специальном шлеме-щитке от электромагнитных излучений. Лука предположил, что слова заимствованы из отцовского лексикона, но предпочёл заметить только «Лучок»:

— Ты права, Апполинария! Время выдвигаться!

Однако оба продолжали сидеть, словно вросли в скамью. А на них сверху понимающе взирал Виконт. Мудрая птица- сова!

Глава 17 Заказ на собственную смерть

Предо мной металлическая дверь. На ней следы подошв. Кто-то дубасил ногами.

Снова цифра «8» на панели домофона.

И опять нет ответа. Всё повторяется.

Я тупо смотрю на белые начертания цифр.

Скоро возвращаться в своё расчленённое тело. Голова — отдельно. Руки и ноги где-то рядом.

В отчаянии беру пример с хозяина кроссовок, чьи следы отпечатались на дверной поверхности. Но бью руками. Затем в отчаянии хватаюсь за железную скобу ручки. — Дверь поддаётся! Её нижняя кромка ударяет по большому пальцу ноги. Боль! Это конец. Потому что во сне не бывает больно.

Возвращение белого потолка. И что-то новенькое! Трещинка. Взгляд цепляется за неё и скользит дальше. К тому, что идеально ровное и светлое.

Окно?

Очередная отключка.

Я снова вижу дверной проём. Что-то выскальзывает из него. Я ощущаю его по колебанию воздуха. Какая-то тень тени. Изо всех сил хватаюсь за скобу. Она впивается мне в кожу — и просыпаюсь!

Медсестра тычет мне иглой в палец. Анализ крови? Затем начинается забор крови из вены. И почему раньше боялась уколов? Сейчас это ни с чем не сравнимое удовольствие. Всё просто. Физическая боль уравновешивает душевную.

Отключаюсь.

Запах краски перебивает все другие- кошек, подвала и старости. Значит, за время моего отсутствия сделали ремонт. Опять мысли! Они могут увести в сторону. Концентрация! Но как собрать себя в кучку, если…

Шаг по лестнице вверх. Забытое ощущение твёрдости.

Встаю на цыпочки. Потом плотно прижимаю руки к туловищу. Зачем? Нет ответа. Кажется, тело само знает, как ему поступать. Не помешать бы!

Делаю глубокий вдох. Внутри- в тёмном межрёберном пространстве начинается вибрация. Пятки напружиниваются и отталкиваются от бетонки. Я парю.

А потом моя макушка пробивает лестничный пролёт.

Боли нет!

Порядок! Только во сне нет боли. — Физической.

Душевная остаётся. От неё может избавить только смерть мозга. Так полагают учёные.