– Я знаю лишь, что тебе не нужен браслет, мисс Дюбуа. Ты всего лишь должна обратиться... Сама. Под моим руководством. И в самое ближайшее время мы именно так и поступим... Но для начала мне бы не помешала одежда. Ходить голым как-то не очень приятно!
И то ли он сделал это нарочно, чтобы отвлечь ее мысли от главного, то ли оно вышло случайно, в любом случае, разговор об одежде и обнаженном под плащом теле как-то отвлек Соланж от накрывшего ее было ужаса при мысли о необходимости обращения.
Глава 18
Возвращаясь с одеждой для Сайласа, Соланж очень надеялась, что она ему подойдет: покупать что-то мужчине, особенно этому, было до странного непривычно. Кто бы сказал ей о чем-то подобном неделю назад – не поверила бы, а теперь...
Стояла, отвернувшись к окну, и ждала пока Гримм приоденется. И до страстного жаждала обернуться, чтобы увидеть... метку от пули, которой она «одарила» его на дороге.
Сколько прошло времени с этих пор? Дня три-четыре? А Сайлас выглядел совершенно здоровым.
Как вообще такое возможно? И почему она из глупой стыдливости не рассмотрела его под мостом? Теперь не мучилась бы от любопытства.
– Ты явно обо мне не самого лучшего мнения, – произнес вдруг мужчина, и Соланж, обернувшись, увидела, как он поводит плечами. Рубашка, к слову, затрещала по швам.
– Если не нравится, мог бы сам отправляться к старьевщику, – огрызнулась она, понимая прекрасно, что именно этого сделать Сайлас не мог. – Лучше спасибо скажи, что вообще еще жив. И одет.
– Спасибо, мисс Дюбуа, – охотно отозвался мужчина, чем неожиданно ее очень смутил. И насмехался он или нет, понять было сложно. – А за одежду я деньги верну, дай только время, – пообещал вдруг. – Кстати, ты увела моего берберийца... Где он?
А вот этот вопрос Соланж предпочла бы и вовсе не слышать...
– Кхм... продала...
– Здесь, в Лондоне?
– Да.
Сайлас, как ей показалось, расслабился, но широкие плечи по-прежнему слишком туго натягивали рубашку. И Соланж против воли глядела на них, будто ждала, что не новая уже ткань каждый миг расползется по швам...
– Сколько выручила?
– Пять фунтов.
– Пять фунтов?! – Гримм схватился за голову. – Это чистый грабеж. Я заплатил все пятнадцать.
– Пятнадцать фунтов за лошадь?! – в свою очередь поразилась Соланж.
И получила в ответ осуждающий взгляд.
– Обсидиан – не лошадь, а конь чистокровной породы, – возразил собеседник. – К тому же преданный друг и товарищ.
– Не знала, что... – «Псы заводят друзей» почти сказала она, но прикусила язык.
В конце концов ей не стоило так называть человека, пострадавшего из-за нее... Хотя бы из благодарности и не стоило.
Но Гримм прищурил глаза.
– Чего ты не знала? – осведомился без экивоков. И подступил слишком близко. Хотя в маленькой комнатушке под крышей присутствие Сайласа Гримма в любом случае подавляло собой: он будто занял собой все пространство. Собой и своими плечами в тесной рубашке. И вытеснил воздух.
– Что ты... можешь кого-то любить, – выдохнула Соланж, отступая на шаг. – Вот хотя бы коня.
Она особо не думала о словах, просто хотела отговориться и все, но, ляпнув вдруг о любви, горячо вспыхнула, особенно под внимательным взглядом сапфировых глаз, отчасти осуждающих, отчасти...
– Нет, я понимаю, конечно, что в твоих глазах я всего лишь бесчувственное животное, ты привыкла так думать, но даже животные... умеют любить. И порой не в пример больше людей, – произнес Сайлас Гримм назидательным тоном. И добавил насмешливо: – И Обсидиана я люблю, в чем мне не стыдно признаться. Так в какую конюшню ты его продала? Покажешь?
Ощущая себя провинившимся учеником, Соланж молча кинула, но тут же, будто опомнившись, вскинулась:
– Но ты ведь не станешь выходить с такими глазами? Тебе нельзя.
– Нам нужно в лес. Этим же вечером, – напомнил ей Сайлас. – Или ты позабыла об этом?
Забудешь об этом, конечно.
– Нет, не забыла, но если в Лондоне ищут пропавшего перевертыша, то твои, извини меня, полыхающие глаза станут горящим в ночи маяком для всех охотников за головами в округе.
Сайлас молчал не дольше секунды, прежде чем вопросил:
– У тебя есть бересклет?
– Есть. Но настойка почти на исходе.
– То есть на сегодня мне хватит?
Соланж захотелось по старой привычке огрызнуться на Гримма, назвать его эгоистом и кем-то похуже, но она тут же подумала, что старается он для нее, и сдержалась.
– Полагаю, что да. Но как быть потом?
– А потом я достану нам денег. Мы выкупим берберийца, запасемся настойкой и покинем к чертовой матери этот проклятый Лондон! – в сердцах припечатал мужчина. – А теперь неси бересклет.