Поцелуй черной вдовы (СИ)

Удила, никем не удерживаемые, били по крупу животного; Уилл, испугавшийся было, в следующий миг подался вперед и ухватил их рукой. Конь протянул его за собой фут или два и только тогда остановился... Перепуганный пламенем, он безумно вращал большими глазами и мелко дрожал.

– Ну-ну, – Уилл погладил его по бархатистому боку, – успокойся, дружок. – А сам, стянув куртку, накинул ее на морду животного и развернул его к полыхавшему свечкой старому складу.

– Соланж? Кайл? – позвал он.

– Уилл! – откликнулся тихий голос закашлявшись. – Уилл, я здесь.

Молодой человек устремился вперед и сквозь клубы дыма рассмотрел на земле скрюченную фигурку Соланж, прижимавшую к телу окровавленного мужчину.

– Уилл, помоги, умоляю, – взмолилась она, – он, кажется, умирает. – Из глаз ее текли слезы и капали с подбородка.

Глава 40

Все проходило не так, как Соланж представляла: с дневными представлениями в «Глобусе» вечерние игрища в «Розе» и прочих театрах не имели ничего общего. В первый вечер, когда на нее надели ошейник и водили по сцене, как собачонку, ей казалось, что хуже и быть не может, но потом прямо на сцене за ней гонялись терьеры и клацали челюстями, способными перегрызть крысу пополам, и хуже было в разы. Она металась, пытаясь хоть куда-то сбежать, но актеры, окружив сцену, отгоняли ее длинными палками, а зрители улюлюкали, крича, как охотники в том лесу: «Ату ее, ату рыжую!» И если бы не Уилл, вооружившийся палкой, как у актеров, и отогнавший собак, они бы загрызли ее на потеху толпы...

Именно в этот вечер, торопливо покидая театр, Соланж ясно, как никогда, поняла, что они, перевертыши, все равно что игрушки для развлечения: им либо надевают ошейник (как было с Кайлом) и заставляют проливать свою кровь в диких игрищах, либо гоняют по сцене с собаками и сношают в борделях.

Других вариантов не предусматривалось.

И ее поглотила тоска. Такая гнетущая, что хотелось... объятий... Теплых, уютных, как в вечер после визита к ним графа Эссекского. Чтобы большие, крепкие руки обхватили ее и держали не отпуская, защитив от всех бед.

Никогда раньше подобные мысли не посещали ее... Соланж привыкла справляться с трудностями сама, рассчитывать лишь на себя, а тут эта слабость, побудившая выйти из комнаты и стоять в коридоре под дверью Сайласа Гримма.

Мыслимо ли?

Осознав, что творит, она убежала к себе и промаялась до утра, убеждая себя, что привязанность – это вовсе не слабость, да и нет этой привязанности, только тоска. А тоска мало что значит...

И чтобы себе доказать: она сильная, как и прежде, Соланж для себя положила выступить в «Розе». Денег все еще было мало, а Шекспиру она обещала от идеи с подобными представлениями отказаться... Значит, не скажет ему, и на этот раз сама справится.

И ведь справилась, в самом деле. В «Розе» публика оказалась солидней и не вела себя так необузданно, как в прочих театрах до этого – ей всего-то пришлось прогуляться по сцене, изображая лису, забравшуюся в курятник.

А потом в закутке, где она могла обратиться, на нее кинулись двое: один держал, а второй как-то лихо, явно со знанием дела нацепил ей на лапу браслет. Соланж опомниться не успела, а ее, окольцованной, сунули в клетку и повезли в неизвестном ей направлении...

Она думала, что везут ее в Ньюгейт, в тюрьму, где и запрут до вынесения приговора, хотя тот и так был понятен: обезглавливание – и точка.

Но привезли ее не туда...

Соланж учуяла запах реки и поняла, что они где-то в доках. Большое, обветшалое здание, в котором она оказалась, походило на склад, вот и ящики кое-как расставлены у стены, а на них ярко горящие свечи. По всему неспроста расстарались охотники тратиться на освещение...

Что здесь происходило?

Вскоре, неся еще несколько клеток, появились другие мужчины.

– Как улов? – переговаривались они между собой. – Есть чем побаловать наших клиентов? – Один из мужчин наклонился и заглянул между прутьев к ней в клетку. – Кто у нас тут? Рыженькая красотка. – Глаза его вспыхнули интересом. – Мужчина-женщина? – осведомился он у приятеля.

– Женщина, хоть и рядилась в мальчишку, – откликнулся тот с самодовольством. – Но мы ее со «Спринг-филдса» ведем – поняли сразу, кто она есть! Уж у нас глаз наметанный.

– Хороша, – подтвердил собеседник. – За такую немалые денежки выручим! Знаю, кто точно не поскупится прикупить ее для себя.

– Торг будет жарким, – загоготали они.

У Соланж шерсть на загривке поднялась дыбом: торги?! Ее собираются продавать как товар?

Она бросила взгляд на прочие клетки, в которых, перепуганные, как и она, сидели такие же перевертыши.

Торг.

И пусть она успокоила себя тем, что ее покупателя, кем бы он ни был, в ее лице ждет огромный сюрприз, легче на сердце не стало. Подумалось о других соплеменниках, не способных спастись, как она... Сколько их уже было и будет еще?

Вот ведь твари.