Поцелуй черной вдовы (СИ)

– Я не знаю. Она обещала не ходить туда больше... – И снова сглотнул: – Ей одевали ошейник. И вели себя так, что...

– Где она? – прохрипел Кайл, не в силах выслушивать это. – Ты должен что-нибудь знать.

Уильям признался:

– Она подумывала о «Розе». Там платят больше, и публика побогаче... – Кайл выругался сквозь зубы. – Но я заставил ее отказаться от этой идеи, – уверил Шекспир.

– Не очень-то получилось, как я понимаю. Она солгала тебе и отправилась в это место одна!

Слова эти Кайл говорил уже на ходу, направляясь к конюшне за Обсидианом и молясь, чтобы с Соль ничего не случилось.

Глава 39

Представление в «Розе» закончилось, актеры уже разошлись, но хозяин театра подсчитывал выручку в комнатке за гримерками. Монеты высились аккуратными стопками, как солдатики на плацу, но все они разлетелись по полу, когда рассерженный Кайл ворвался к нему и ухватил за грудки.

– Где перевертыш? – прорычал он в перекошенное от страха лицо. – Где перевертыш? – процедил по слогам. – Отвечай, не доводи до беды! – И показательно стиснул ворот рубахи покрепче.

Антрепренер, заикаясь и покраснев до темно-бордового, пропищал тонким фальцетом:

– Не понимаю, о ком идет речь... сэр...

– О перевертыше на твоей сцене, грязная ты скотина. Где он?

– Сэр... я решительно не понимаю...

Кайл практически накрутил ворот рубахи на свой огромный кулак, и мужчина замолк, издав хриплый звук. Глаза его выпучились, вот-вот вывалятся наружу...

– Сэр, – подступил к нему, вынырнув из-за спины Кайла Уилл, – вы бы лучше ответили... ради собственного благополучия, – посоветовал он. – Сами видите, человек... кхм, – он вежливо кашлянул, – в дикой ярости. Если выпустит когти, мало вам не покажется! – Подтверждая эти слова, Кайл действительно выпустил когти, прорвавшие антрепренеру рубашку и чиркнувшие по коже. А Уилл продолжал: – Он становится не в себе, когда дело касается этого перевертыша. Просто звереет, если вы меня понимаете... Дикий медведь, не иначе.

– Где лисица? – пророкотал Кайл, подтверждая всем видом слова говорившего.

Его несчастная жертва чуть приоткрыла свой рот и снова захлопнула.

– Кажется, он и хотел бы что-то сказать, но не может, – осторожно коснулся локтя Кайла Уилл. – Ты бы позволил ему глотнуть воздуха, вдруг услышишь что-нибудь интересное...

Кайл жаждал крови, но Уиллу неожиданно внял, и оттолкнул мужчину на стол.

– Говори, – велел он. – А иначе... – Потряс у его лица кулаком.

– Я скажу... я скажу... – залепетал тот, хватаясь за шею. – Я скажу... Лисицу забрали охотники. Я ничего не мог сделать: они здесь частенько кого-нибудь забирают. Грозятся театр закрыть, если содействовать перестану... А я что, человек маленький, насильно этих зве... перевертышей не приманиваю: они сами приходят. А охотники тут как тут...

От мысли, что он подвел девушку, Шекспиру стало не по себе, поверил ей, как какой-то дурак – и вот результат. А ведь мог догадаться, что она не остановится... Характер не тот. И все-таки предпочел устраниться. После первого представления в «Спринг-филдс», когда Соланж водили на поводке, как простую дворнягу, а зрители в зале выкрикивали ей пошлости и кидались скорлупой от орехов, он полночи не спал: мучила совесть за себя и своих соплеменников. Разве можно так обращаться с себе подобными? Пусть перевертыши отличаются, да, но они все равно люди, разумные существа, а не безгласные существа, вроде домашних животных. Кто дал им, людям, право считать себя лучше Соланж и других?

На утро Уилл собирался признаться Кайлу в случившемся накануне, пусть, думал, знает, на что подписалась Соланж, но решимости не хватило. Слишком холодным и неприступным выглядел их хозяин, казалось, от его взгляда обеденный стол покроется изморозью...

Уильям решил, что, быть может, после вчерашнего Соланж и сама передумает зарабатывать деньги на своем лисьем обличье. Если нет, он заставит ее передумать...

Однако переубедить девушку не получилось, и новое представление оказалось унизительней первого. Ее гоняли по сцене собаками, изображая охоту, и, если бы не Уилл, два терьера, возбужденные видом лисы, просто-напросто разорвали б ее на куски.

В тот раз Шекспир твердо сказал:

– Это было последнее представление! – И Соланж согласилась.

Но лишь для вида, как оказалось.

– Куда ее увезли? – с искаженным скорее от ужаса, чем от злости лицом продолжал допрашивать антрепренера мужчина.

Тот посерел лицом.

– Я не знаю, сэр. Клянусь, что не знаю! – Кайл зарычал, подавшись к нему. Несчастный почти вжался в стол: – Слышал лишь, что где-то в Лондоне проводят торги для богатых клиентов. Каждый раз в другом месте! Информация передается из уст в уста. О большем мне не известно!

Кайл продолжал нависать над своей перепуганной жертвой, но Уилл видел, что он поверил услышанному.

– Ты лжешь, – процедил все же, испепеляя мужчину глазами. – Я тебе глотку порву! Я тебя...

– Я верю ему. – Уильям в упреждающем жесте опять коснулся рукава Кайла. – Он, в самом деле, не знает ничего о торгах.

– Не знаю, клянусь, что не знаю, – захныкал несчастный, поддакивая Уиллу.