Поцелуй, чтобы вспомнить

Вспоминая нежности, которые Николас хрипловато шептал ей на ухо, и потрясающий жар его рта на своей коже, Лаура не могла полностью скрыть горечь, прозвучавшую в ее словах.

— Уверена, он знает, что надо сделать, чтобы женщина была счастлива. Это умение у некоторых мужчин выходит очень естественным.

Она поднялась с копны сена и зашагала между стойлами. Едва ли было честно с ее стороны осуждать характер Николаса, если ее собственному столько всего недоставало. Ее должна была переполнять вина, а не страдания разбитого сердца.

— Бедняжка его жена. Как она, должно быть, страдает, не зная, что с ним случилось!

Довер согласно кивнул.

— Думаю, их вопящие сорванцы больше испытание, чем утешение.

Лаура замерла на месте и потом медленно повернулась к нему лицом.

— Сорванцы?

— Да. Пятеро, и каждый из них неприятней и визгливей предыдущего.

Лаура нащупала за своей спиной копну сена и, чувствуя, что ноги ее уже не держат, снова села.

Довер вытащил из кармана свернутый бумажный плакатик и протянул ей.

— Они бегают по всему городу, в надежде узнать, что с ним произошло.

Лаура взяла у Довера листок и постаралась взять себя в руки, прежде чем изучить рисунок, который не мог быть нарисован мастером своего дела. Хотя, конечно, не обязательно быть Рейнольдсом или Гейнсборо, чтобы схватить шаловливый оттенок улыбки ее жениха или победного блеска, которым искрились его глаза на ярком солнечном свете.

Она разгладила на колене плакат и увидела маленькие свинячьи глазки, искоса глядящие на нее из глубоких глазных впадин. Она склонилась над рисунком. Густые бакенбарды почти не скрывали мощные челюсти мужчины. На глаза нависала шапка густых черных волос, почти по-женски пышных.

Лаура отшатнулась от рисунка. Никакой художник, даже слепой, не смог бы нарисовать настолько непохоже.

Вскочив на ноги, она затрясла плакатом перед Довером.

— Это не он! Это не мой Николас!

Довер почесал голову, его лицо казалось искренне расстроенным.

— Так я и не говорил, что это он, разве нет? Ты только спросила меня, узнал ли я насчет пропавшего джентльмена.

Лаура не знала, чего она хочет больше, пнуть его или поцеловать. Она пошла на компромисс и обняла его за шею.

— Ты такой невыносимо замечательный! Что бы я без тебя делала?

— Полегче, девочка. Если я захочу, чтобы меня задушили, я пойду провоцировать свою жену.

Выкрутившись из ее объятий, Довер постучал трубкой по плакату.

— Это еще не доказывает, что твой молодой джентльмен не собирается зарезать нас в постелях под покровом ночи.

По телу Лауры прошла странная волна. Может, она и не знала настоящего имени Николаса, но не сомневалась, что если бы он пришел ночью к ней в постель, то на уме у него было бы не убийство.

Но слова Довера успешно испортили ей радость облегчения. Она была настолько вне себя от счастья, что ее жених не является неверным мужем и отцом пяти орущих сорванцов, что тут же забыла, что у них до сих пор нет ни единой подсказки к его настоящей личности.

— Ты абсолютно прав, Довер. Тебе придется в ближайшие дни вернуться в Лондон и еще понаводить справки. Если мне выходить замуж в среду перед моим днем рождения, то у нас не так много времени. — Она распахнула двери амбара, разгоняя тени солнечным светом, и задумчиво посмотрела на окно покоев леди Элеоноры, которые находились на втором этаже. — Не представляю, почему никто его не ищет. Если бы он был моим, и я бы его потеряла, я искала бы его день и ночь, до тех пор, пока он бы не оказался дома в безопасности.

— Ваш кузен пропал.

Диана Харлоу ждала одиннадцать лет, чтобы услышать этот голос.

Мечтала о моменте, когда его обладатель войдет комнату, где она находится. Она представляла себе тысячу разных вариантов собственной реакции на это — от хорошего приема до отчужденного отказа и испепеляющего презрения. Но ей не приходило в голову, что она не сможет сделать ничего другого, кроме как продолжать таращиться в бухгалтерскую книгу, лежащую перед ней на столе, несмотря на то, что ровные колонки и ряды цифр расплывались у нее перед глазами.

— Ваш кузен пропал, — повторил неприглашенный гость, пересекая комнату и останавливаясь перед ее столом. — Вы имеете хоть какое-нибудь представление, где он?

Диана медленно подняла голову и посмотрела в холодные зеленые глаза Тейна ДеМилля, маркиза Джиллинджема и преданного друга Стерлинга. Несмотря на то, что время и разгульные излишества, обычные для любого богатого и молодого аристократа, оставили на его мальчишеском лице свой отпечаток, его волосы по-прежнему оставались рыжевато-коричневыми, какими она их и помнила. Его руки и ноги потеряли свою угловатую неуклюжесть, на них отлично сидел серый фрак-пальто, серый с коричневым жилет и брюки из оленьей кожи. Его изящные руки держали цилиндр и трость.

Она снова перевела взгляд на книгу, остро осознавая, что из ее прически выбилась мягкая прядка, а пальцы испачканы чернилами.