- Ну... - предвкушающий проникновенный шёпот бросил её в жар. - После того как я возложу тебя на алтарь и украду твою девичью честь, между нами установится связь по крови. Мы сможем слышать друг друга, даже находясь в разных мирах. Надо будет только поцарапать ладонь и мысленно позвать.
- А никак по-другому эту способность передать нельзя? - с надеждой спросила девушка, вспомнив внезапное нападение тёмного в горах и решив, что неплохо было бы постоянно быть под защитой демона, однако ответ Ала разочаровал её:
- Нет... Но нам другой способ и не нужен. Завтра на закате я отнесу тебя в храм и ты станешь моей...
Мужчина лукаво сощурился и окинул девушку поистине демоническим взглядом, горячим, раздевающим, таящим что-то тёмное и пробуждающим в душе нечто ещё неизведанное, соблазнительное и неправильное. Фиолетовые всполохи завораживали своей невероятной пляской, заставляли отбросить все мысли подальше и во всем мире любоваться только ими.
- Девочка моя... - внезапно охрипшим голосом прошептал демон, и Мориетта почувствовала его руку на своей талии. - Что ж ты делаешь, маленькая? Противишься, а сама очами васильковыми раз за разом проклинаешь. Клянусь Тьмой, за возможность смотреть в них я готов на всё!
- На всё? - тут же ухватилась за его слова девушка. - Тогда отнеси меня домой!
Демон криво усмехнулся и покачал головой.
- Нет, маленькая моя, не отнесу. Я ведь не смогу каждую минуту быть рядом, если ты будешь прятаться у светлых.
- А если я тебе пообещаю, что буду регулярно видеться с тобой, как эти полгода? - с надеждой спросила Мориетта.
- Нет, милая. Раньше я был рад просто любоваться тобой издалека, теперь же всё изменилось. Ты выросла, из бедовой девчонки превратилась в очаровательную девушку. Всё это время между нами был поцелуй, и очень скоро он расцветёт в страсть, а её не утолить одним лишь взглядом.
- Поцелуй и страсть это не любовь! - воскликнула Мориетта, скидывая с себя его руку. - Если бы ты меня любил, ты бы дал мне возможность самой принять решение и уйти, если захочу.
Ал некоторое время молчал, потом, тяжело вздохнув, вернул руку на девичью талию и притиснул принцессу к себе. На этот раз мужская ладонь не остановилась на одном месте, а начала медленное волнующее путешествие по изгибам женского тела. Он нежил, успокаивал, зачаровывал, как будто пытаясь ласками заглушить жестокие слова:
- Я не буду обманывать тебя, Мориетта. У тебя нет выбора. Всё будет так, как решил я. Ты навсегда останешься здесь, со мной. Завтра я проведу свадебный обряд. Ты не будешь брыкаться, кричать и как-либо сбивать меня. Ты не попытаешься закрыться от меня и позволишь мне делать с тобой всё, что захочу...
- Что значит "что захочу"?! - окончательно перепугалась Мориетта.
- Увидишь... - заговорщически подмигнул ей демон и продолжил о неприятном. - Можешь проклинать меня, ненавидеть, презирать, но уйти я тебе не дам. Ты просишь свободы? Ты её не получишь. Зато я могу дать тебе больше: ты вся будешь только моя, каждую ночь я буду брать тебя раз за разом, и ты сама вскоре будешь мечтать о моих объятиях...
Он шептал ей ещё много страстных слов, призванных соблазнить её неземным наслаждением и хоть как-то примирить девушку с её участью, но принцесса почти не слышала его. Лишь раз она прервала его горьким вопросом:
- А если я начну вырываться... если я испугаюсь на алтаре, задёргаюсь, заплачу и буду умолять тебя отпустить, что ты сделаешь?
- Затяну потуже цепи, - без тени растерянности отвечал Ал.
Демон не видел лица девочки, спрятанного у него на плече, но не мог не услышать всхлип и тут же принялся успокаивать её:
- Ну чего ты? Маленькая моя, это совсем не страшно и не больно. Тебе понравится, вот увидишь. И про цепи эти не думай. Просто будь послушна, и обряд не будет жестоким...
Во всем был хорош Князь Тьмы, одного не умел: успокаивать строптивых принцесс. Если до этого Мориетта плакала в душе от несправедливости, то теперь она разозлилась...
***
Ал не оставил Мориетту, как обещал, а заснул в одной кровати с девочкой, стиснув её в стальных объятиях и намертво прижав к себе. Принцесса понятия не имела, что ему снилось. Наверно, что-то хорошее, потому что на его нечеловечески ярких губах то и дело играла улыбка.