Новая жена вдового мага вошла в дом и столкнулась с жгучей ненавистью хранителя дома, лелеющего память и чтящего отпечаток души первой жены. И воспротивился дом новой хозяйке, стал делать все наперекор. И тогда разозлилась новая жена и пригрозила хранителю сжечь дом дотла и отстроить на жженой земле новый дом, и призвать в новый дом нового хранителя…
На этом шутка прерывалась, а ее конец додумывали малолетние маги ежегодно. Кто-то верил, что новая жена все-таки выполнила угрозу, кто-то — что примирилась с хранителем. Истинный ответ был неизвестен, и никто даже не искал его. Наверное, мне выпал удивительный шанс узнать, чем закончилась та история.
Из кухни донесся грохот. Только я собрался удостовериться, что все в порядке, как в столовую вернулась Пала. Оторванный мною рукав по несчастливой случайности был приколот к платью парой булавок, а из прически выбивалось несколько локонов. Противостояние с хранителем домашнего очага — это серьезно.
Тем не менее, оно на несколько дней займет Лалу, не позволив ей помыслить о выходе в город. Она еще не готова: ее поведение и неумение правильно одеться и причесаться немедленно привлечет повышенное внимание общества, королевских сплетниц и дойдет до самого короля.
Как потом перед ним объясняться? Как доказывать, что не было произведено ни снятие печатей с сотканного из тлена дракона, ни запрещенное создание, хранение и использование химер.
Проклятье!
— Спаркл… — выдохнул, не веря своим глазам.
Он уже очнулся! Даже запечатанным, мощь его дракона росла день ото дня, и не было никого, кто бы мог сдержать эту колоссальную силу. Ректора академии казнить следовало бы за преступную халатность! Как он мог проглядеть столь талантливое дарование у себя под носом, имея многолетний опыт работы с детьми?
— Кушать будешь? — невинно поинтересовалась Лала, будто не понимала, что в его состоянии Спарклу отрывать голову от подушки было противопоказано. — Поешь, сил наберешься. А-то так и не выздоровеешь.
Что за глупости? В это верили в ее мире? Наоборот, когда человек болен, его нельзя ничем кормить. Иначе процесс пищеварения уменьшал итак небольшие силы организма к сопротивлению болезни. В случае лечения мага — вдвойне важно продержать его на лечебном голодании не более трех суток.
Но Спаркл не обратил внимания на ненормальность ее предложения. Только кивнул и, пошатнувшись, ухватился за спинку ближайшего стула, пока Лала угрожала поджечь скатерть, если хранитель не подаст еще один прибор.
Хранитель пошел в отказ, Лала-таки подожгла край скатерти, а я с ужасом следил за перераставшим в войну противостоянием между «новой женой» и отпечатком «прежней хозяйки». Пожалуй, ее отсутствие оказалось некстати. Тем неприятнее было думать, что Лала и Спаркл друг друга стоили.
Когда круговерть творившегося бедлама окончилась, Лала усаживала обессиленного Спакла за стол. Посреди уже стояло блюдо с нарезанным недожаренным куском мяса, сочащимся кровью, и я передернулся. Лала ведь не собиралась накормить нас полуготовым? Но она даже внимания не обратила и собственными руками положила на одну тарелку и пластик мяса, и салат! В каком ужасном месте она родилась и выросла?
Лала отвернулась, чтобы сесть за свое место, как Спаркл резко (и, наверное, больно) схватил ее за волосы. Что происходило? Я не верил своим глазам: сначала кровоточащее мясо, теперь это… Я не спал? Вдруг вчера, вернувшись с проверки судна, как упал замертво на постель, так до сих пор не просыпался?
В его руках осталась черная вдовья лента.
Неудивительно, что друг так жестко обошелся с Лалой: слишком многие не просто жаждали его смерти, а даже не стеснялись в лицо говорить, что тайрону Спарклу Сагешу лучше сдохнуть в муках. Я бы взбесился, увидев черную ленту в волосах собственной жены.
— Спятил? — закричала Лала, вырвав волосы вместе с лентой из руки Спаркла. — Мне вообще-то больно!
Мне не стоило лезть в семейную склоку, но и поссорить их между собой было неправильно. Будь что будет. Как-никак именно Спаркл призвал Лалу, а не я. Это он был похож на неудачно возрожденного, а не я. Он.
— Черные ленты носят только вдовы, — прошипел я, поглядывая то на одну, то на второго.
Лала, что необычайно, успокоилась мгновенно. Я уж было подумал, что скандал загублен у истока, да не тут-то было. Лала заверещала пуще прежнего, что язык не для того дан, чтобы им чепуху молоть, а чтобы информацию доносить. Я сдерживался, а вот Спаркл морщился, когда она брала особенно высокие ноты.
Сейчас я даже смог понять отца, который вечерами уходил из дома, только бы избежать очередной выволочки от моей матери. Сколько себя помню, они всегда ругались… до самой его кончины. И даже после похорон мама оставила в доме лишь те вещи, которые приписывали оставить правила приличия. Не более.
А порой он не возвращался неделями вместо того, чтобы попытаться найти способ примирения.
— Ты не знала? — устало спросил Спаркл. — Женщины не носят черных… украшений.