— Тая Са-геш? — переспросила тари Талирия, и мне пришлось признать правоту Спаркла. — Эта девка не кузина Спаркла Сагеша?
— Она его жена, — вынужденно ответил так, чтобы хотя бы на время обезопасить Лалу от нападок тари Талирии. — Это к делу не относится. Я требую объяснений, по какому праву вы двое устроили драку в холле мисталийства правопорядка?
Тари Талирия поникла и скуксилась, постаравшись стать настолько незаметной, насколько то было возможно в ее ярком зеленом наряде. В отличие от нее Лала в обезличивающей черной униформе мъяла нахорохорилась, готовая вступить в бой в любой момент. В ее спутанных волосах я заметил лепестки знакомых цветов и сделал вид, будто так и надо. В последний момент сдержался, чтобы не убрать их самостоятельно.
— Я спросила у дневального, кто примет заявление о покушении на убийство, — фыркнула Лала и поморщилась, прижав правую руку к груди, причем с помощью левой. — И эта психопатка снова накинулась на меня!
— Вранье! — завизжала тари Талирия, и от ее визга у меня заложило уши. — Танн, скажи ему, ты все видел! Она первая напала на меня! Я только защищалась! Мисталь Роу, арестуйте эту сумасшедшую! Она клевещет на ни в чем не повинную леди!
— Мисталь Роу, вынужден согласиться… — поддержал сестру Таннер.
Как только слух восстановился, я в первую очередь подумал о словах Лалы про покушение на убийство. О чем она? Какое покушение? Думать мне активно мешала тари Талирия, пересевшая на мою лавку напротив. Она тянула ко мне руки, собираясь то ли взять мои, то ли обнять меня, а Лала тем временем смотрела на меня. Смотрела затравленно, будто я предал ее. Такой взгляд ее карих глаз был мне невыносим, и я подскочил с места, фактически оттолкнув от себя тари Талирию.
— Маркоус, тари Калем под арест, а с таей Сагеш я поговорю наедине, — отдав приказ, отшатнулся от вновь попытавшейся накинуться на меня тари. — Немедленно. Таннер, даже не смей лжесвидетельствовать, если то во благо сестры!
— Именно так! — отрапортовал Таннер, склонив голову.
Мне надоело, что он и Сайрен, мой секретарь и его отец, слишком много позволяли тари Талирии, и она забыла о своих обязанностях, зато свои права знала наизусть. Порой мне казалось, что я ненавидел ее за прилипчивость, но я ошибался. Я возненавидел ее сейчас, когда увидел, как забито Лала прижималась к лавке, придерживала правую руку, будто сильно ударила ее, и жаждала справедливости… или отмщения.
Я не слушал, что кричала, визжа, тари Талирия о бренности бытия и уродстве семейки Сагеш, и как я посмел поверить оборванке, а не ей. Я отпустил вызванных мъялов обратно по их местам и, когда завывания тари Талирии стихли, подошел к Лале и сел перед ней на колени.
Она практически незаметно дрожала, но весьма ощутимо, когда я взял ее руки в свои ладони. Спаркл был прав: тари Талирия гнобила всех молодых женщин, имена которых оказывались названы в одной фразе вместе с моим. Часто ее останавливал замужний статус этих женщин, а вот с Лалой она ошиблась. Пора выдворять эту идиотку из штаба, пока она на самом деле не убила кого-нибудь.
— Лала, — тихо-тихо я назвал ее по имени и пересел рядом, обняв за плечи и прижав к себе. — Что произошло на самом деле? Какое покушение?
— Адъютант приехал раньше и по пути мы остановились у пекарни. Подобрали эту. Представились. Пошутили. Сначала она попробовала приложить мне по голове веером, а когда не получилось, вытолкнула из кареты на полном ходу. Тьфу! Из
тальгетты.
После краткого изложения Лала рассказала все заново и в достаточной мере подробно, чтобы можно было сложить полноценную картину произошедшего. Если невинная шутка стала причиной столь бурной агрессии со стороны тари Калем, то что произошло с другими кандидатками на роль моей невесты. А такие были, должны были быть. У дяди Арктура до сих пор поклонниц немало, несмотря на его четвертый брак при трех похороненных женах.
— Пойдем, я провожу в лазпункт. Лекарь осмотрит твою руку и места ушибов, — я помог Лале встать, хотя она достаточно крепко держалась на ногах и не теряла самообладания.
Сейчас рядом со мной была женщина, которая не побоялась выступить против более знатной и нахальной дамы и не падала в обморок от вида капельки крови. Мне не нравились порезы на ее щеке, но они вроде бы не угрожали заражением крови. Невероятная женщина! Я мог привести в пример лишь одну, которая бы не потеряла достоинства, попав в столь неприятную ситуацию.
Этой женщиной была моя мать.
Сравнение с матерью ошеломило меня. Оно стало для меня неожиданным открытием, которое я уже долгое время гнал от себя. Мне нравились женщины, которые требовали к себе уважения? Которые не бежали к мужу, когда сталкивались с трудностями, а сначала пытались решить их самостоятельно? Отца похоронили, когда мне было двенадцать — матери некому было жаловаться, а во второй раз замуж она так и не вышла, хотя претенденты были.