Перед Лалой стояла махонькая плошечка с похлёбкой. И даже ту она не осилила. А у Руна была большая тарелка, до краёв наполненная. И очень быстро пустела. Лала смотрела на процесс опустошения с радостным удивлением, как на диво дивное.
— Ох, и горазд же ты кушать, суженый мой, — улыбнулась она. — Всё не могу привыкнуть.
— Кто как работает, тот так и ест, — ответил он местной поговоркой.
— Значит я бездельница по-твоему? — немножко огорчилась Лала.
— Нет, ну что ты! — поспешил заверить её Рун мягко. — Даже с гусеницами только и то вон как помогла нам. Просто это про людей поговорка. К феям она не относится. Если бы я съел мало, это бы означало, плохо потрудился. Прости, любимая.
— Ну ладно, — проговорила Лала с довольным личиком.
Рун справился с остатками похлёбки. Бабушка тоже уж доедала. Крестьяне долго не рассиживаются за столом, когда не праздник и не гулянка.
— Спасибо, бабуля, Лала, — произнёс Рун благодарно. — Наелся! Знатно. Похлёбка… удивительная. Бабуль, пойду, Шашу с лужка домой приведу.
— Да я сама за ней схожу, сынок. Уж не бросай невесту-то, — добродушно молвила старушка. — Но вы тут не шалите без меня, дети.
Она поднялась из-за стола. Прибрала горшок с похлёбкой.
— Бабуль, — посмотрел на неё Рун.
— Что, внучок?
— Я сегодня ночью воду поношу. Хоть несколько часов. Ты не пугайся, коли шум услышишь на дворе, или дверь скрипнет, ладно? Это я буду.
— Хорошо, — кивнула она.
Она вышла. Рун встал. Лала буравила его глазками в ожидании.
— Где лучше? — улыбнулся он. — Здесь на лавочке? Или на улице на лавочке?
— Здесь, — ответствовала она сразу. — До улицы идти долго.
— Два шага всего, — усмехнулся он.
— Долго, — не согласилась Лала.
Рун сел на лавочку, Лала тут же подлетела к нему, прижалась.
— Наконец-то, — буркнула она обрадовано. — Ну что за мука такая! Только и думаю об этом. И о тебе.
— Несчастненькая моя фея, — ласково произнёс он.
— Счастливенькая, — вздохнула Лала. — Только проклятая. Глупое проклятие не даёт тебе меня полюбить. Не даёт мне наполниться. Поэтому всё время хочется. Глупое, глупое проклятье. Но я счастлива.
— Лала, — позвал он.
— Что, милый Рун?
— А если бы бабуля сказала, что видела сиянье, что тогда?
— Я бы сказала, что колдовала при ней, а не при тебе, и для неё, а не для тебя. Ты добрый, ты бы согласился, — поведала Лала простодушно.
— Пожалуй так, — задумавшись на мгновенье, признал Рун. — В смысле, согласился бы. Это действительно было не при мне, и формально можно утверждать, что для бабули. Но ты, моя невеста, не строй иллюзий на счёт моей доброты. Уж своего я не упущу, когда дашь повод неоспоримый.
Его шуточный тон оставлял ей надежду, что он всё же не всерьёз. Скорее просит не нарушать, чем угрожает наказаньем.
— Суров. Но справедлив, — промолвила Лала смиренно. И добавила с нежностью, — Мой рыцарь.
— Даже не пойму, ты посмеиваешься надо мной или подхваливаешь меня, — посетовал он весело.
— И то и другое, мой хороший, — разулыбалась Лала.
Они сидели какое-то время молча, наслаждаясь друг другом.
— Рун, — позвала Лала.
— Что, солнышко моё?
— Ты ночью собрался работать? А кто же меня за ручку будет держать?
— Я подержу, пока заснёшь. А потом и пойду. Так удобней. Мне же ещё на кладбище идти. Бабуля будет думать, что работаю. Чего старушку пугать. Лучше ей не знать об этом. Сколько-то ведер принесу прежде. Воды тоже надо.
— Ты не передумал идти на кладбище? — спросила Лала с сожалением, чуть омрачившись.
— Как я могу отступить теперь. Надо, — твёрдо произнёс он.
— А тебе, Рун, очень страшно идти туда?
Рун призадумался.
— Ты, Лала, ставишь меня в сложное положение. Меня ещё с утра ты подучала, что смелым надо выставлять себя пред дамой. И тут же задаёшь вопрос про страх. Как будто к откровенности взывая. Теперь у меня трудный выбор. Сказать как есть, или как надо?
— Ну, ты уж сам решай, мой заинька, — счастливо проронила она.
— Знаешь, Лала, — молвил Рун. — Я настолько смелый, что нипочём мне ни призраки, ни даже мертвецы, из горбов вставшие. Пусть только попадутся мне под руку. Уж я им покажу.
— Хвастунишка! — развеселилась Лала.
— Ну вот, — притворно огорчился он. — Скажешь как есть, ты трусишка, скажешь, как нужно, хвастунишка. Вопрос коварный был, выходит.
— Коварный-приковарный, — подтвердила Лала, сияя.
Они помолчали немного.
— Рун, кто ничего не боится, тот глупый. А смелый тот, кто преодолевает свой страх, — поведала Лала тепло.
— Ну тогда я сегодня буду прям смельчак, — констатировал Рун. — Лала, прости, я тебя сейчас немного расстрою. Но как ты будешь делать зелье… из Тано?
Счастье немедленно ушло с личика Лалы.
— Может не надо? — попросила она печально.
— Ну я же обещал ему. Надо, если это поможет. Он этого хотел, — вздохнул Рун.
— Я, Рун, не некромант, я не умею делать зелья для вызова духов, — проговорила Лала упавшим голоском.
— И как же быть?