— Оно всегда так и начинается, — сообщила Лала по-доброму, лучась теплом. — Я не всякий раз произношу это вслух. Но чувствую всё время.
— Ну ладно, коли так.
— А ты-то меня хоть любишь, Рун? — воззрилась она на него с полушутливой жалостливостью.
— Ты знаешь, — усмехнулся он.
— Откуда же мне знать, если ты мне не говоришь почти никогда? — посетовала Лала, изображая глубокую печаль.
— Я тебя тоже очень-очень-очень-очень люблю, лебёдушка моя белокрылая, моя ненаглядная Лала, — сказал он с невыразимой нежностью.
— Ну вот, и моё утро теперь замечательно началось, — ещё ярче засияла Лала. — Ну обними же меня покрепче, Рун! Почти отпустил ночью.
— Ой, прости, — он тут же прижал её к себе.
Она смотрела на него, пылая чувствами светлыми. Даря своё невинное девичье счастье. Он любовался на неё.
— Ох и глупенькая ты у меня, Лала, — улыбнулся он наконец ласково, не выдержав.
— Это почему же? — с очаровательным озорным недоумением поинтересовалась она.
— С такой-то красотой могла бы всем миром нашим владеть. А ограничилась одним мной.
— Зачем мне мир, заинька? Разве он может обнимать так трепетно? — она смотрела на него и смотрела, делясь приподнятым настроением.
— Тоже верно, — рассмеялся Рун. — Ну, чем займёмся сегодня, невеста милая? Дождь вроде бы прошёл, ясное небо за окнами.
— Сначала пообнимаемся. Потом встанем, покушаем, — с энтузиазмом принялась перечислять Лала. — Потом ты меня немножко погреешь в объятьях. Потом надо в храм обязательно сходить. Есть он здесь?
— Должен быть. Мы же не басурмане.
— Значит сходим. Давно пора поблагодарить богов. За всё, что произошло в последние полтора месяца.
— Да, надо, — кивнул Рун. — Мне тоже. Впервые буду благодарить от всей души. Одарили меня неслабо. Не ведаю, за что.
— За то, что ты хороший.
— Хороших много. Чего одного меня?
— У них и спросишь. А после храма походим по городку. Изучим его получше. Мне очень интересно. Будем гулять по нему и обниматься.
— Много?
— Гулять или обниматься?
— Обниматься конечно.
— Очень много, Рун.
— Годится.
Они замолчали, наслаждаясь моментом. Оба улыбались, глядя друг на друга. Восходящее солнце лучами проникало в окно, высвечивая на стене яркое красноватое пятно. Где-то вдалеке прокричал петух, слышалось жизнерадостное чириканье воробьёв, празднующих очередной тёплый день лета. Нет ничего прекраснее, чем встречать утро в объятьях того, кто мил сердцу. Всё вокруг кажется добрым, согревает душу, привнося в царящее на её холсте счастье новые цвета. В груди поёт, сладостно щемя. Заставляя чувствовать, как тебе повезло быть живым. И от этого хочется жить ещё сильнее.
— А что тут можно посмотреть, Рун, в городке этом, кроме храма? — полюбопытствовала Лала.
Её голосок был столь наполнен нежностью, что Рун аж выдохнул, пытаясь продышатся. Глазки Лалы заблестели капельками весёлой иронии.
— Не знаю, — отозвался он ласково. — Я тоже тут впервые. На ум приходят лишь дома господ. У богатеев хоромы порой причудливы. Ну и одежды их, и вещи. Во что дамы наряжены. Тебе, кажется, всё подобное нравится. По идее, базар самое интересное в любом городе. На базаре всегда есть на что подивиться. Но тебе туда нельзя, голубка моя. Там мясо, там рубят туши завсегда. Продают дичь, рыбин. Зрелище не для фей.
— И правда, — чуточку опечалилась Лала. — Как жаль.
— Повезло мне с невестой, — с юмором заметил Рун. — Девушкам нравится ходить на базар с кавалером, насколько я слышал. Чтобы покупал подарки. А моей девушке туда путь закрыт. Хоть сэкономлю.
— Вот ты какой! Скряжник! — буркнула она, изображая разочарованное осуждение.
— Вовсе и нет. Двадцать монет уже истратил, между прочим. Лучшую комнату снял, — похвалился Рун. — Один бы был, ни в жизнь бы не потратил монету даже на себя. В лесу бы спал и ел похлёбку. Грибную. Ты хоть понимаешь, сколько надо горбатиться за двадцать монет, сколько бабуля копила их? А я раз, и спустил всё махом. Вот так всегда с деньгами.
— Мне ничего не надо, Рун, — добродушно проговорила Лала исполненным любви и умиротворения голоском.
— Это пока ты на базар не попала, то да, — усмехнулся он. — А попади на него, тут же и захотела бы чего-нибудь.
— Может и так. Даже наверняка, — согласилась Лала лукаво.
— А тебе туда нельзя, — порадовался Рун.
— У-у-у, нехороший! — полушутливо огорчилась она. — Я теперь прямо хочу, вот, на базар. И что-нибудь купить обязательно.
— В принципе… один медяк у меня ещё остался. Если по краю базара пройтись… в надежде, что мясные ряды в глубине где-то. Можно рискнуть сходить. Что-нибудь да купим поди. А если что-то дорогое, надо к меняле сначала идти. Серебро менять. Только потом с кучей меди придётся таскаться. Несподручно чуток, Лала.
— А что на одну монетку можно купить?
— Да так-то немало. Сладостей. Или вкусностей. Или безделицу какую. Деткам игрушку берут обычно тоже за медяк.
— Мне бы хоть просто посмотреть Рун. На всё, на игрушечки даже. Не покупать. Подержать в ручках лишь. Только я не вынесу, как рубят туши, — вздохнула Лала. — Я всё же боюсь туда идти.