Поцелуй или жизнь (СИ)

Тут туман времени снова сгустился, скрывая от меня и незадачливого Рувера, и поскуливающую проститутку, и заступившегося за Франсуа Франциска, который сам выражался в адрес братьев, как хотел, но не терпел нападок от других.

***

"Я выбил меч из его рук и хотел было приставить свой клинок к его шее, чиркнув по коже и расчертив ее алым. Вокруг бесновались зрители, все восторженно голосили, кто-то уже скандировал мое имя и с свистом и смехом поминал имя низвергнутого кумира. Шум стоял невообразимый, но я ничего вокруг не слышал. Эта была та самая вожделенная победа… Но в последний момент я встретился взглядом с братом… В нем кипела такая ненависть. Боль. Звериное отчаяние. И тогда я понял, что не хотел этого. Что мне не нужно его унижение, не нужно почитание толпы и ореол сильнейшего воина юга. Все, что хотел, я сам себе доказал, но мои порывы это не повод окунать в грязь Франциска. Да, я выиграл честно, но добивать его тогда… И тогда вспомнились слова Франсуа. Повторяя, как мантру, что за это поражение через много лет, в самую важную в моей жизни битву, мне улыбнется удача, я незаметно подтянул магией к руке брата кинжал, который он тут же нащупал и, сделав резкий рывок, вогнал мне практически под сердце…"

Да, вот клубы прошлого расходятся передо мной, открывая картину боя. Вот оружие вылетает из рук Франциска аж к жругому краю арены. Вот Его Светлость приставляет лезвие своего меча к горлу брата. Вот он морщится от рева зрителей. Вот на его лице что-то меняется. Вот он едва слышно шепчет несколько слов, и кинжал незаметно подползает к руке Франциска… Тот неверяще смотрит на соперника, но потом чуть виновато улыбается и — я это точно вижу! — целится в предплечье Себастьяна, чтобы вывернуться из-под его меча, встать на ноги и продолжить поединок… И тут прилетевшая со стороны трибуны силовая волна, которую не мог видеть никто из присутствующих, но которую почувствовала я, ударила Себастьяна сзади прямо под коленную чашечку. Меченосец ожидаемо привалился на один бок… а в следующую секунду Франциск уже ошалело таращился на кинжал, с его умелой руки вошедший в грудь младшего брата чуть ли не по самую рукоять. Ужас, неверие, паника — все это закружилось в изумрудных глазах.

— Это не я… — вот все, что он смог выдавить из себя, но Себастьян, скорее всего, этого уже не слышал…

Его действительно забили плетьми чуть ли не насмерть перед всей той высокой публикой, что пришла поглазеть на турнир. Сэр Гвейн нещадно хлестал его, не просто рассекая кожу и пуская кровь, а чуть ли не вырывая со спины куски мяса. Сказать, что Франциску было больно — ничего не сказать. Но он стойко держался, зажмурив глаза и не произнося ни звука. Он мог бы использовать свой Дар, чтобы утишить боль и мгновенно зарастить шрамы, но вместо этого юноша (Боги, ему же не больше семнадцати, а он перетерпел такое мучение и ни разу не вскрикнул!) сплел кокон Жизни, почему-то видимый только мне, вокруг тела брата и не давал ему уйти в Царство Мертвых, пока вокруг хлопотали лекари и Бесноватый. И все сочли своим долгом поахать и поохать на тему того, какое же чудо сотворил Единый и юный граф не испустил дух после такого страшного подлого смертельного удара…

***

Уносясь прочь из этого видения, я все же рискнула обернуться и в последний момент выцепила из толпы ту, кого искала. Я ни минуты не сомневалась, что, глядя на исполнение унизительного несправедливого наказания, леди Никалаэда улыбалась…

***

"Храмовники говорят, что любой грех можно отмолить. Я так не считаю. Мне никогда не оправдаться ни перед собой, ни перед небесами за то, что я сотворил, и за мою ошибку, подозреваю, будет расплачиваться не одно поколение. Жизнью расплачиваться…

Никалаэда не даром так умна. Она изучила меня вдоль и поперек и знала, на что давить. На мое практически фанатичное желание обхитрить саму судьбу и доказать, что в этом мире не существует ничего, не подвластного мне. Она пообещала, что преподнесет мне такой дар, который могли бы пожаловать мне разве что Боги. Она посулила мне, что на всем свете не будет существа, могущественнее меня, что я смогу бросить вызов даже высшему демону с немалой вероятностью победить. И что вы думаете? Конечно же, я согласился ей помочь".

И это было правдой, все: от слов до глубокого раскаяния, навсегда поселившегося у душе графа Ла Виконтесс Ле Грант дю Трюмон.