Поцелуй или жизнь (СИ)

— Ты ведь видел глаза Франсуа и догадался, кто его отец? — послышался голос леди Никалаэды, а через мгновение она сама выплыла из-за елены времени, а следом передо мной предстал и ее собеседник. — Не отводи взгляд, Себастьян, мне нет дела до чужого грязного белья. Для меня важно другое: молва гласит о "милости", которую навлек Бесноватый на всех первенцев рода Веридорских. Старший сын Бастарда Тьмы должен быть чернокнижником, значит, у него где-то есть единственная. Этот бред с любовью к Франциску у него рано или поздно продет, а вот эта напасть — нет. Так вот, я хочу, чтобы взамен могущества, которое я подарю тебе, ты изобрел такой приворот, который разорвал бы даже цепи, навешанные на чернокнижника самими Богами. Ну что, о великий, хватит силенок поспорить со всем мирозданием?!

Конечно, хватит! Только Себастьян не изобрел нечто новое, а раскопал старое, даже древнее, не задумываясь о том, что не зря это "нечто" так глубоко закопали и старательно старались забыть.

Магия Крови — запретная магия… Магия давно выродившихся шаманов, часто требующая смертных жертв. В старинных фолиантах писали, что в каждом шаманском поселении — становище — над всеми стоял один жрец, каждую полную луну возлагающий на чернвый алтарь кровавую жертву, а в день Излома сам жрец орошал алтарный камень своей кровью, уступая место своему приемнику. Все свои премудрости шаманы записывали в книгу, почему-то называемую летописью (может, потому что каждый жрец вносил свою лепту в течение своего "лета"?).

Были даже гипотезы, что берсерки — потомки шаманов. Им под силу было вырвать душу безвременно погибшего из Царства Мертвых, наслать мор на лиги вокруг, расчертить небеса молниями, по приказу создателей выжигающими дотла все живое и неживое. Многие тысячелетия назад все знания шаманов уничтожили, спалив в огне Изначальном, чтобы никто не смог возродить страницы с давно позабытыми рунами…. Но разве такие мелочи могли смутить пытливый ум Себастьяна?!

О да, он сделал то, что доселе считалось невозможным: возродил из пепла одну из летописей, в которой, среди прочих запретных заклинаний, обнаружилось то, что нужно, — приворот на крови. Он действовал на всех без исключения, и на людей, и на Богов, и на сынов Хаоса. Вот только у чистокровного человека приворот полностью отнимал рассудок — привороженный становился просто куклой, покорной и безвольной. Полукровки в зависимости от доли магической крови отчасти сохраняли себя. А вот дети Хаоса? Мог ли юный экспериментатор отказаться от приобретения уникального знания, тем более что выволочь из преисподней чистокровного демона ему пока было не по силам. Вот он и решил испытать приворот на чистокровном василиске, и, не рискнув подвергать брата непредсказуемому риску, замкнул заклинание на себе. Оказалось, что приворот на крови будил в порождениях Мрачного желание размножаться… но потом дурман отпустил Никалаэду, и она обнаружила, что, оказывается, уж полтора месяца как уволокла Себастьяна в свое самое дальнее от Зеленого Горба логово (благо, юный граф запросто мог вот так запропаститься демоны ведают куда и никто особенно за него не волновался и не рвался искать), а также то, что этот эксперимент имел вполне определенные последствия. Незапланированная беременность нисколько не смутила леди, напротив, она была ужасно довольна результатами и решила приворожить Франсуа, как только родит и предоставит его оцу избавиться от случайного ребенка. Как объяснил ей Себастьян, если вытравить плод, в особенности наделенный магическими способностями, можно потерять способность к деторождению, а это ей было совсем не нужно.

И вот я сквозь время смотрела на совсем молодого… нет, даже не мужчину, юношу, держащего на руках истошно орущий куль и не знавшего, что ему теперь делать. Вот как с этим показаться на глаза отцу? Да сэр Гвейн за такие опыты с него три шкуры сдерет и будет прав! В итоге гениальный ум решил отнести новорожденную дочку к храму и оставить на крыльце. Мир не без добрвых людей, подберет кто-нибудь. А не подберет, так священники — славные ребята, у этой братии подкидыш не пропадет…

Всю ночь Себастьян вертелся с боку на бок, вставал, даже хлебнул крепкого пойла прямо из горла, но душа была не на месте. Он примчался к храму засветло, как раз когда один их храмовников отворял тяжелые створки дверей, через которые проходили прихожане. Девочки не было…

— Дык забрали малютку, — выдал привратник с характерном сельско-прислужнным выговором. — Вчерась вечером ее оставили, я ужо хотел забирать, не век же ж ей на ступенях в корзине лежать. А тут смотрю: якой-то господин, знамо дело, лорд, козлом через калитку праг, рванул к ребенку да вцепился в нее намертво. Папашка, вестимо так!…

Себастьян качнулся, словно собираясь упасть в обморок, но устоял. Игнорируя предложения о помощи добродушного священника, он развернулся и побрел прочь, не расслышав концовку рассказа привратника:

— Тогда же, чуть не ночью, малую и крестили. А имя ей папаша дал гарное, под стать натуральной леди. Франциска…

8.6