Поцелуй, Карло!

– Вы же только что показали мне все приготовление.

– Один ингредиент я не положила.

– Почему?

– Рецепт хранился в нашей семье, и я поклялась никому не говорить.

– Вы не откроете мне свой секретный ингредиент? Но как же я смогу приготовить подливку по вашему рецепту?

– Вы получите его после моей смерти, – сказала Минна, поглядев на Гортензию так, что у той улетучились всякие сомнения, и она отвернулось.

Гортензия слышала, как Минна снова взобралась на стремянку, слышала щелчок дверцы буфета, стук крышки жестяной банки, звяканье ложки. Она услышала, как хозяйка дома подняла крышку сковородки на плите и опустила обратно. Потом, судя по звукам, секретный ингредиент убрали назад тем же путем.

– Можете повернуться, – сказала Минна.

– Не люблю секретов.

– Как же вы тогда можете работать на правительство?

– И то правда. Они отягощают мою христианскую совесть. Но не так сильно, как кулинарный секрет теперь довлеет над моей негритянской совестью.

– Обещаю, вы узнаете секрет, когда я умру.

– Мы с вами знакомы так недолго, но одна мысль об этом нагоняет грусть.

– Я знаю. До чего чудноґ порой возникает дружба, правда?

Минна взяла кувшин с вином из буфета, налила по бокалу Гортензии и себе.

– За миссис Рузвельт! – Минна подняла бокал.

– За миссис Рузвельт!

Гортензия пригубила. Глоток густого пурпурного домашнего вина наполнил ее теплом итальянского полуденного солнца в безоблачный день. Она подержала вино во рту, посмаковала, зажмурив глаза, и проглотила. Впервые за свою долгую и насыщенную жизнь Гортензия испытала поистине восхитительное мгновение.

7

Полумесяц над Розето сломанной пуговицей торчал сквозь прорезь в серебряных шифоновых облаках. Огромный белый шатер, место ежегодного банкета с «кадиллаком», ослеплял темное пространство, а музыка в исполнении живого оркестра уносилась в ночь.

Совершенно новый сизый «кадиллак» с откидным черным верхом стоял на помосте под сиянием прожекторов. Главный приз вечерней лотереи сверкал огромным золотым бантом, как будто такой великолепный предмет нуждался в дополнительном украшении. И каждый из присутствующих надеялся уехать на нем домой.

Отовсюду на банкет стекались гости – кто на машинах, кто пешком. Быстрый перестук каблуков выходной обуви раздавался на дорожках, когда их обладатели спешили ко входу в шатер.

Женщины нарядились в вечерние платья из атласа, кружев и тюля весенних оттенков розового, желтого и мятно-зеленого, испещренные бисером, стеклярусом и мелким жемчугом. Выстроившись в очередь за настольными карточками, дамы казались текучей цветочной гирляндой. Мужчины были в смокингах и тесной, натирающей ноги праздничной обуви и, отдавая дань вечернему официозу, сменили сигареты на сигары.

Юбилейный комитет постановил разукрасить шатер изнутри в цвета итальянского флага – красный, белый и зеленый. К счастью, городские рождественские украшения оказались той же расцветки, так что праздничные гирлянды лампочек, висевшие на Гарибальди-стрит в декабре, теперь исполняли дополнительную обязанность в шатре в июне.

Столы застелили красными скатертями, на них поставили белый приходской фарфор. Главным украшением стола являлись пьедесталы с подносами печенья, завернутыми в целлофан и декорированными букетиками красных гвоздик, перевязанными ленточками. Домовитые хозяйки из Розето испекли к празднику бискотти, кокосовое печенье с глазурью, инжирные полоски, ореховые шарики, звездочки с джемом, пиццелле и кренделя с шоколадом в количестве неизмеримом. Ароматы миндального драже, анисового ликера и ванили наполнили шатер, соревнуясь с запахом лучших духов – «Табу», «Шарль из Рица» и «Упоение».

Пятьдесят столов на десять персон каждый. Это был самый большой банкет с «кадиллаком» в истории, и явно потому, что посол Розето-Вальфорторе посетил его в качестве почетного гостя. За несколько мимолетных часов Карло Гуардинфанте стал самой популярной личностью в городе. Он снискал расположение розетанцев своим превосходным английским и благодушным нравом.

Все непрестанно обсуждали детали его итальянского происхождения (которое переплеталось с их собственным), его внешность (власть и красота – прекрасное сочетание), его рост (редкая удача для итальянца) и его теплое к ним отношение (ведь он один из них). Будь сейчас время выборов, посол легко победил бы Рокко в борьбе за пост бургомистра, а ведь Рокко Тутололу любили все.

В центре шатра настелили паркетную танцевальную площадку. По одну сторону от нее возвышался помост, на котором сидели посол и городские чиновники, а по другую расположился оркестр. По оставшимся двум сторонам площадку обрамляли столы.

Ники наблюдал празднество со стула на помосте. Карточки с указанием мест были напечатаны золотом, кроме одной, рядом с ним, где от руки значилось: «Миссис Муни. Атташе миссис Рузвельт». Ники положил руку на спинку пустого стула Гортензии.