Переводя только что услышанные новости, он и сам говорил как диктор, но в его голосе зазвучала грустная нотка, когда он добавил: «Это уже третья война в моей жизни, надеюсь последняя, но»… Он не окончил. Молча смотрел на меня, словно старался представить, что может мне приготовить эта война.
― Я ожидал эту войну, ― наконец тихо проговорил он. ― Как иначе можно справиться с лицемерным, примитивным русским. Но, ― заколебался он, словно не зная, стоит ли это говорить, ― кто знает, что там будет. Война ― панночка привередливая. Как говорят, человек стреляет, а Бог пули носит.
― А что там было про Барбароссу? ― серьёзно спросил я. ― Что общего имеет император ХІІ столетия к войне против России?
Пан Коваль медленно снял очки, и окинул меня таким взглядом, словно я спросил что-то очень смешное, и захохотал. Он пытался что-то сказать, но не мог сдержать смех. Сначала я не понимал в чём дело, но этот смех был таким заразительным, что я и сам начал смеяться. Мы аж за бока брались. Впервые за два года это был настоящий, искренний смех, а не вынуждаемый нашими «освободителями».
― Ну как насчёт Барбароссы? ― снова спросил я.
― Это название немецкого похода против России, его называют «Операция Барбаросса». Может они употребили это имя просто как сентиментальное воспоминание про былое германское величие, а может это намёк, что Гитлер начал войну, чтобы восстановить Германскую империю. Увидим. Всё покажет его отношение к Украине.
Мне понравились слова пана Коваля. Он выражался чётко и формально, рассматривая события, по его словам, «в исторической перспективе». Но мне был непонятен его намёк на то, что отношение немцев к нашей стране может быть негативным. Что бы они могли иметь против Украины, думал я. В отличие от россиян, немцы прибыли из цивилизованного Запада. Они представляют западную культуру. Я не видел причин, чтобы немцы не хотели видеть нас свободными после столетий угнетения. Мы были бы их лучшими друзьями.
Один раз у нас Богданом зашла беседа на эту тему, когда он рассказал мне, что Организация «разыгрывает немецкую карту». Зная, что Богдан всегда интересовался «глобальными проблемами», я сказал, хотя и не был уверен, что как по мне, это нормально, но не следует забывать, что Россия имеет мирный договор с Германией. Слова Богдана рассердили меня. Он говорил как всезнайка: «Этот пакт ― просто тактический ход. Столкновения не избежать».
Теперь, слыша гром далёких взрывов, я понял, что Богдан был прав, но одновременно почему-то думал, что его бы слова да Богу в уши. Наши мнения сходились в том, что поддержка немцев нам необходима, чтобы добыть свободу, хотя бы потому, что больше помощи просить не у кого. Франция уже пала под немецкими ударами. Англия? Кто бы поверил Англии! Она должна была прийти на помощь Польше в войне с немцами, но даже пальцем не пошевелила.
Пан Коваль снял очки и крутил их в правой руке, сидя перед радиоприёмником и опёршись головой на левую руку. Я часто видел его в таком положении глубокомыслия. Я хотел уйти прочь, но он остановил меня:
― Подожди, мы совсем забыли о пани Шебець. Её порадуют такие новости. Пойди разбуди её.
― Не может быть, чтобы она спала, ― ответил я, такие фейерверки и мёртвого разбудят.
― Ошибаешься, когда она спит, ей можно возле уха из пушки стрелять. Пойди постучись к ней, но хорошо постучись.
Я постучался ― безрезультатно. Постучал сильнее ― ни звука. Может она умерла? Да нет, наверно она просто напугана до смерти и поэтому не отвечает. Стук в дверь неоговоренным заранее способом означал, что пришли «они», чтобы депортировать её. Владельцы соседних домов давно были в Казахстане или где-то в Сибири.
― Это я, Михась ― закричал я.
Я был прав. Она не спала. Из-за двери послышался её голос.
― Михась? Неправда. Он уехал. Я видела, как он ушёл на рассвете.
Наверно она не узнала мой голос, потому что я кричал. Поэтому я сказал уже обыкновенным тоном.
― Пани Шебець, клянусь ― это я. Михась.
― Но ты же ушёл, я видела тебя на рассвете, теперь ты должен уже быть в Яворе.
― Да, но железнодорожную станцию разбомбили, поезда не ходят.
― Разбомбили? Ты что, с ума сошёл? Кто?
― Немцы. Началась война, пани Шебець, настоящая война. Пан Коваль отправил меня известить вас. Вы должны радоваться, вам вернут дом, вы снова станете хозяйкой.
Такая перспектива ей нравилась, после минутного молчания она добавила:
―Я хотела бы верить тебе, но…― она не закончила предложения, потому что воздух расколол взрыв, дом аж зашатался. Я упал на пол. Прозвучала серия последующих взрывов.
Встав, я посмотрел через разболтанное окно веранды. На другой стороне улицы, неподалёку от нашего дома бомба оставила глубокую воронку. Посмотрев левее, на Кульпарковскую, я увидел темное облако над бывшей психиатрической больницей. Россияне в прошлом году превратили её в военную базу. Мы с Богданом не один час следили за войсками, которые там располагались. От мысли, что немцы используют информацию, которую мы собирали, мне стало как-то не по себе.