Поцелуй меня, если осмелишься! (СИ)

«Чертова сука! Рыжая стерва!» — единственные мысли, которые остались в голове Мэтта после сообщения Дэнни. Хотя нет, была еще одна. И ее он не понимал. Не понимал, почему так больно?

— Саманта, пригласите кого-нибудь убрать разбившееся стекло, — наблюдая, как внизу спешат по своим делам люди, сигналят застрявшие в пробке машины и мигают всеми цветами радуги рекламные транспаранты, услышал Мэтт.

— Хорошо, мистер Вильямс. Подошел мистер Ветерби, проводить его в кабинет? — спросила Саманта.

Мэтт, не поворачиваясь, махнул рукой, отменяя аудиенцию, и задним числом отметил, что теперь в глазах сотрудников прослывет отъявленным самодуром.

Дэнни ощутимо напрягся при упоминании имени начальника Отдела Собственной Безопасности и подумал, что, если интуиция его не подводит, он очень вовремя начал разговор о Лорен Вудс.

— Мэтт, все в порядке? — осторожно поинтересовался он, одновременно переглядываясь с замерзшим около стены Марком.

— В порядке, разве незаметно? — ответил Мэтт и, не поворачиваясь, произнес: — Дэниел, у меня есть один вопрос, и я очень хочу получить на него откровенный ответ, ты сможешь дать его мне?

Дэнни поежился от интонации брата и от собственных подозрений, подсказывающих, о чем, а вернее, о ком хочет спросить Мэтт. Но про себя твердо решил, что постарается свести ложь, опутавшую их семью с ног до головы, к минимуму, потом проговорил:

— Конечно. К ни го ед нет

— Ты вообще любил Лорен? — Мэтту казалось странным такое спокойствие брата.

— Конечно, — улыбнувшись, ответил Дэнни. Это было легко. Вопрос требовал от него предельной честности, и он именно так и ответил. — Я и сейчас ее люблю, — зачем-то добавил он.

— И сейчас, после всего? — изумленно спросил Мэтт, повернувшись к брату.

— И сейчас.

— Я не понимаю тебя. — Мэтт ошарашенно покачал головой, недоумевая от этой необыкновенной лояльности к женщине, так поступившей с ними, точнее, с ним, с Дэнни. Но тот в ответ улыбнулся, подошел к брату и, сжав плечо, произнес:

— Ты поймешь. Придет время, и ты обязательно поймешь.

***

Синтия тихо вошла в скудно освещенный кабинет покойного мужа и озабоченно покачала головой. Мэтт, зарывшись по самый нос в кипу документов и чертежей, устало облокотился локтем о стол, подперев щеку ладонью. Верхний свет был погашен, только настольная лампа устало работала, отбрасывая причудливые и даже жуткие тени, которые то замирали на стенах, то ползли вверх, извиваясь, как змеи. Кабинет и без того всегда казался Синтии очень строгим и аскетичным, но сейчас он приобрел налет мрачности и безнадежного одиночества.

— Сынок, уже поздно, а ты все сидишь. — Ее голос показался неожиданно громким в глухой тишине, не нарушаемой даже звуками с улицы.

— Угу, — не поднимая головы, пробурчал Мэтт.

Синтия подошла к нему и, прислонившись к крышке стола, кинула взгляд на договор, который он усердно правил. А потом внимательно посмотрела на сына: вокруг глаз залегли тени, а тревожная морщинка меж бровей проступила резче.

— В последнее время ты слишком много работаешь, — укоризненно прозвучал материнский вердикт.

— Мама, я последние десять лет только и делаю, что много работаю. — Мэтт оторвался от бумаг и посмотрел на наручные часы. Второй час ночи. — А ты почему не ложишься? Уже действительно поздно.

— Не спится.

— Значит, у нас клуб полуночников в составе двух человек, — попытался пошутить Мэтт. Получалось плохо. В последнее время особенно. Он потянулся к выверенному от корки до корки договору с канадскими партнерами, собираясь наконец-то заверить его своей подписью. — Твою мать! Гребаная ручка! — Мэтт с силой отбросил от себя хороший и, что уж говорить, дорогой письменный аксессуар, который по роковому стечению обстоятельств обладал не тем цветом: синим вместо черного. Он нервно взъерошил волосы и бросил взгляд на мать:

— Прости, мама.

Она забрала из его рук документы и отложила в сторону.

— Мэтт, ты после возвращения из Хэмптонса стал похож на клубок нервов и…

— На неврастеника ты хотела сказать? — перебил ее он.

— Ну-у, совсем чуть-чуть. — Синтия улыбнулась и взяла его ладонь в свою. — Что у вас с Лорен произошло? Что заставляет тебя работать на износ? — посерьезнев, спросила она.

Мэтта удивил этот вопрос. Он вообще не мог припомнить, чтобы вел откровенные беседы, или искал поддержки у матери. Обычно это он выступал в качестве жилетки, именно ей, когда был жив отец, необходимо было выговориться и поплакать на мужском плече. Мэтт очень любил мать, но за помощью или советом к ней никогда не обращался, просто не считал ее способной что-то решить, или оказать помощь. Может быть, зря?

— Мы с Лорен в Хэмптонсе стали любовниками, — без обиняков ответил он. Синтия охнула, но не от того, что не ожидала такого поворота, нет, как раз это она и подозревала. А от того, что ее старший сын очень уж прямолинейный. Где же дипломатия, она ведь не молода уже. Но Мэтт по-своему расценил ее реакцию.

— Да, мама, вот такой я подонок. Уложил в постель девушку родного брата.