Поцелуй меня крепче

– Да потому это. Не от монахов же ты собралась рожать? Не люблю, когда ты придуряешься, ведь не глупая же.

– А ты меня действительно считаешь нормальной?

– Так ты нормальная и есть. – Старушка строго посмотрела на Милу. – Только сама не забывай об этом. Теперь пойдем делом займемся. Не здесь же, на завалинке, ты его дожидаться собралась. А за делом-то, глядишь, и не заметишь, как время пролетит.

Весь день они работали, не покладая рук: собирали яблоки с двух яблонь, что росли рядом с их домиком, затем принялись рассортировывать – какие в лежку, какие в сушку, какие покушать, остальные – на варенье.

– Одно яблоко на ужин – и доктор не нужен, – приговаривала старушка, укладывая довольно крупные плоды в деревянные ящики рядками и пересыпая их древесной стружкой. – Монахи говорят, что два года деревья отдыхали, поэтому в этом году урожай славный.

– Откуда здесь яблони? В тайге я что-то ни одного деревца не встретила, – спросила Мила, старательно нарезая яблоки дольками и нанизывая на нитку.

– Алешенька рассказывал, что когда-то давно один монах принес с собой в скит несколько яблок, а зернышки взял, да в землю и закопал. Выросли саженцы. Да такие устойчивые к здешним морозам, что прижились и стали плодоносить.

Так как уже начало темнеть, варку варенья оставили на утро. А пока отправились в баню. Попарившись, похлестав друг друга от души вениками, приступили к таинству лечения. Мила лежала на полке́ с закрытыми глазами и мечтала о малыше. Старушка стояла рядом и, читая молитвы и заговоры, водила рукой по голому животу Милы, поливала его время от времени теплой водой.

– Отче Наш, Иже еси на небесех … Верую во единаго Бога… Да воскреснет Бог… Пресвятая Троица, помилуй нас… Скорбящая Пресвятая Богородица! Утеши, усмири рабу Божию Людмилу. Щепотные, ломотные, денные, полуденные, ночные, полуночные, всекритчаще, всеуродчаще. Аминь, святая молитва… Арина, Марина в калину ходила, калину ломала, у рабы Божьей Людмилы болезнь выбивала, слей, сними водой, сполощи бабкины, дедкины, теткины, дядькины, батькины, маткины злобные шепотки, злые разговоры, ведьмины заговоры…

«Я верую, я верую…» – думала Мила, готовая поверить во что угодно, лишь бы появился на свет ее ребеночек, такой долгожданный и уже такой любимый!

Когда они вышли из бани, уже совсем стемнело. Перед сном сели побаловаться чайком.

– Бабушка, почему мы забрались в эту глушь?

– Люди живут там, куда судьба их забросила.

– И ты всегда следовала за своей судьбой, никогда не противилась ей?

– Все зависит от самого человека. Что заслужил, то и получает. А противиться судьбе бесполезно и даже опасно. Если человек изменяется в лучшую сторону, следом за ним изменяется и его судьба.

– И что же делать, если мне моя судьба не нравится?

– За ум браться. И помни: свою порцию боли ты все равно получишь – от судьбы ли, от близкого человека или от болезни, – всю до капельки выпьешь. Ни один смертный не избавлен от испытаний за грехи свои.

– И что – мы теперь уже никогда отсюда не выберемся?

– Время придет – выберемся.

– А когда оно придет? Я же могу пойти работать, и мы уже не будем такими бедными.

– Лучше быть бедными, чем мертвыми.

– Опять ты про того мистического мужика, – разозлилась Мила. – Да он уже давно забыл про меня.

– Нет, Люсенька. Чует мое сердце – ищет он тебя. Уж и не знаю, зачем ты ему так понадобилась, но явно не для доброго дела. Мой долг охранять тебя, пока жива, пока еще силы есть.

– Да нашел он ее уже! – не удержалась Мила, в которой все кипело от злости на эту глупую старушенцию, не сумевшую уберечь свою Люську, как ни старалась. И теперь она, Мила Миланская, из-за нее и из-за ее сумасшедшей внучки должна отдуваться, пропадая здесь, в этой дремучей тайге?! – Нашел он твою любимую Люську! Нашел! – злобно кричала она на обомлевшую старушку. – И сейчас измывается над ней, как хочет! Как ни старалась ты, бабушка, а проглядела внучку, не уберегла ее, ты это-то хоть понимаешь?!

Мила почувствовала, как закружилась голова, и без сил опустилась на лавку.

– Но почему я-то должна страдать? Почему отняли мою жизнь у меня! Да будьте же вы обе прокляты! Из-за тебя и твоей Люськи вся моя жизнь наперекосяк!

Она злобно взглянула на потерявшую дар речи старушку и прищурилась:

– А ведь твоей ненаглядной Люсеньки, может быть, уже и в живых-то нет. Да кому она нужна, эта деревенская сумасшедшая, чтобы беречь ее и холить? Давно с ней расправились… И я отсюда смотаюсь, как только возможность появится. Даже не надейся, что я здесь останусь заживо гнить, играя роль твоей сумасшедшей Люськи.

Старушка внезапно принялась хватать воздух открытым ртом, затем вдруг, всплеснув руками, схватилась за сердце и кулем повалилась на пол.

«Вот дурища-то, вот дурища! – ругала себя Мила. – Опять я лезу со своей правдой!»

Она склонилась над старушкой, прислушиваясь, бьется ли ее сердце. Страх и ужас, что в любой миг может остаться совсем одна, охватили Милу, и слезы ручьями потекли по щекам. Она принялась легонько трясти старушку за плечи: