— Я хочу касаться тебя. Я хочу содрать с тебя одежду и прижать к своему телу всю тебя, всю твою плоть, до которой только смогу добраться. Мне всегда хочется касаться тебя. Мне плохо, когда ты от меня далеко. Словно в небе больше нет солнца. Мне холодно без тебя и я чувствую себя потерянным. — Последние слова он прошептал, наклонившись ко мне.
— Это говорят твои промытые мозги, — шепнула я в ответ, когда его губы нависли над моими.
— Я знаю, — ответил он, опуская свое лицо к моему, но не начиная поцелуя.
— Неужели тебя это не волнует? — прошептала я прямо в его рот.
Он заговорил, и его губы касались моих так, что каждое слово было похоже на маленькую ласку уст устами:
— Я хочу поцеловать тебя больше, чем когда-либо хотел что-либо делать. Я хочу трахнуть тебя больше, чем когда-либо, чего-либо или кого-либо хотел в своей жизни.
— Ты не можешь без меня жить. — Чтобы сказать эти слова, мне пришлось немного отстранить в сторону рот.
— Я — твоя сучка с выебанными мозгами, — проговорил он, и вернул мое лицо обратно, так что мы снова соприкасались ртами.
— И тебя это нисколько не волнует? — удивилась я.
— Нет, — ответил он. — А тебя волнует, что я хочу сосать кровь из твоего рта, что ее запах меня возбуждает?
Мое дыхание задержалось, а ответ прозвучал мягко, хотя и с дрожью:
— Нет.
— Я хочу заковать тебя в свои объятия и целовать так глубоко, и так страстно, чтобы ты не могла сказать «нет». Я хочу почувствовать, как твое тело будет реагировать на боль, которую я причиню, и наслаждаться вкусом твоей крови во время поцелуя.
Я дрожала — и совсем не от страха, хотя, надо признаться, все-таки немного было и страшновато. В играх с оборотнем всегда существует грань, за которой все может зайти слишком далеко, но балансировка на самом краю — часть того, что мне в этом нравилось. Это правда и я пыталась с ней смириться.
— Здорово, — выдохнула я это единственное слово прямо в жар его рта.
— Это означает да? — уточнил он, скользя рукой по моей голове к затылку. Его рука была такая огромная.
— Да, — ответила я и первой начала поцелуй, но потом его рука напряглась на моем затылке, и он так глубоко и так страстно стал меня целовать, что я не смогла уже ничего сказать, даже отказаться. Его вторая мускулистая рука, словно стальной трос, обвила мою спину, и мое тело оказалось в ловушке из его тела даже прочнее, чем это удалось Ашеру, отсекая возможность даже поднять руки. Я решила не причинять вреда Ашеру, но Никки — он сам удостоверился, что я не смогу ему навредить. Он обездвижил меня на время поцелуя, прослеживая языком каждую ранку пока целовал меня и вылизывал со рта кровь. Боль была острой, а мне обычно не нравилась острая боль и я могла бы запротестовать, если бы вообще была способна говорить. Но тут Никки оставил мои раны в покое и переключился на поцелуй.
Он знал, как меня целовать и я целовала его в ответ, хотя он и держал мою голову как в тисках, что я никак не могла повлиять на поцелуй, поэтому весь контроль был у него. Он коснулся самой глубокой раны и я почувствовала вкус свежей крови.
Он издал низкий невнятный звук и выпрямился. Затем неожиданно оторвал меня от пола так, что мои ноги остались болтаться в воздухе, а тело оказалось так сильно прижато к его, что не было ни единого шанса упасть. Я была в безопасности и в то же время в ловушке. И не могла решить нравится это мне, или пугает. Я была в замешательстве, но поскольку негатива во мне совсем не было, следующим звуком, который он издал, было низкое, мурлычущее урчание. Казалось, оно наполнило мой рот, вызывая вибрацию во мне, пока не дошло до того глубокого местечка внутри, после чего растеклось по всему телу. Из темноты выплыла рыжевато-коричневая золотая тень и я увидела, как моя львица бежит сквозь высокие, тенистые деревья. В реальности этого, конечно же, не происходило, но именно так я это «видела» у себя в голове, словно ощущала, как в моем человеческом теле движется лев. Я видела, как моя львица бежит сквозь деревья в зарослях джунглей, скользя к тому рычащему теплу, что исходило от Никки. Мой зверь шел к нему на зов, тепло к теплу, жар к жару, пока мою кожу не начало лихорадить так же, как и его.
Он оторвался от моего рта, чтобы показать мне, что его голубой глаз налился цветом львиного янтаря. Рык, который, казалось бы, не мог вырваться из человеческого горла, сорвался с его губ в то время, как он меня держал.
Я тихо зарычала в ответ.
Никки рыкнул, великолепным, резким, громким звуком, который я не слышала ни от одного льва. В непосредственной близости звук оказался просто потрясающим. Я была так поражена, что не успела опомниться, как меня уже поставили на ноги.
И успела только пикнуть:
— Какого…
Схватив меня за джинсы, он рванул их на себя, разорвав в клочья молнию и ткань вокруг.