Поцелуй мертвеца

Я уже разрезала рубашку, мешал только воротник-стойка и то, как рубашка сидела на плечах, плотно прилегая к груди — ну, это и еще кровь. Ткань прилипала к ней. Отложив ножницы, я начала отделять материю от ранений, медленно, не мешая звуку отлипания от кожи наполнять тишину. Я знала, что вампирша будет ощущать звук намного громче, чем мы. Я затягивала с этим, позволяя ему отслаиваться с шипением, пока с усилием отдирала ткань от засыхающей крови и остывающей плоти. Часть ткани буквально затянуло в отверстия в грудной клетке от силы столкновения с пулей, поэтому я выковыривала ее оттуда кончиками пальцев. Это было не обязательно; обычно я стаскивала ткань одним рывком, каким срывают пластырь с пореза, но была полностью уверена, что если я буду поступать сейчас именно так, это еще больше взбесит вампиршу Шелби. Я оказалась права.

— Пожалуйста, пожалуйста, не заставляйте меня на это смотреть. — Она протянула руки к Зебровски.

— Скажи нам, где они, милая, — проговорил он, — и добрые офицеры уведут тебя отсюда.

— Они убьют меня, если узнают, что я рассказала, — всхлипнула она.

— Мы уже это обсуждали: они не смогут тебя убить, если мы убьем их первыми, — ответила я, заставив себя смотреть на пулевые отверстия, которые я нанесла, а не на нее. Я надеялась, что она решит, будто я с жаждой взираю на грудь мертвого, а поскольку я не была уверена, что моя игра дотягивает до того, чтобы казаться сексуальной, так как я вовсе ничего подобного не ощущала, я старалась скрыть свое выражение лица, чтобы она его не заметила.

— Вы не сможете убить их всех, — ответила она.

— Хочешь поспорить? — спросила я и только теперь взглянула на нее; я позволила ей увидеть мое выражение лица, так как знала, что оно было холодным и пустым, и все же улыбка наметилась на моих губах. Я представляла себе эту улыбку, уже видела ее в отражении. Она была уж точно не из приятных. Это была такая улыбка, с которой я убивала или чувствовала, что мои поступки оправданы. Это была та самая улыбка, на фоне которой мой взгляд оставался отчужденным и безразличным. Точно не уверена, почему я порой улыбалась, встречаясь со смертью, но это было так, и происходило непроизвольно, да и выглядело жутковато, даже для меня самой, поэтому я позволила вампирше увидеть ее. Я позволила ей прочитать в ней все, что только было возможно.

Она издала отрывистый, приглушенный крик. Ее дыхание вырывалось сдавленными всхлипами:

— Хорошо, хорошо, просто уведите меня отсюда, пока она... уведите меня отсюда! Я не хочу на это смотреть! Умоляю, не заставляйте меня смотреть. — Она начала плакать, отчего затряслись ее тощие плечи.

— Скажи нам, где они, — сказала я, — и тогда милые офицеры заберут тебя подальше от большого и страшного палача. — Я снизила мой голос до тихого и низкого, с нотками урчания звучания. Я уже прибегала к такому голосу. Он срабатывал как в сексе, так и при угрозах. Забавно, как некоторые вещи подходили и для того и другого.

Шелби сдала своих дружков. Она назвала нам три разных дневных убежища. Она рассказала нам расположение всех гробов, рассказала про все места, где ее подельники прятались от солнечных лучей, и где мы могли их найти, когда взойдет солнце, и они будут беспомощны.

Я задала ей последний вопрос:

— Они все такие же недавно обращенные, как и вампиры здесь?

Она кивнула, а затем стерла со щек розоватые дорожки своей курткой, будто ее уже раньше заковывали в цепи, и она знала, как вытирать слезы, без помощи рук. Это заставило меня задуматься, насколько же ужасной была ее жизнь после смерти вплоть до сегодняшнего момента.

— Кроме Бенджамина, он старше. Он мертв уже давно.

— Насколько? — спросила я.

— Не знаю, но он достаточно стар, чтобы помнить совет в Европе, и не хочет, чтобы то же самое было и здесь.

— Значит Бенджамин из Европы, — констатировала я.

Она снова кивнула.

— Как долго он в этой стране? — спросила я.

— Не знаю, у него нет акцента, но он многое знает. Он знает о совете и о зле, которое они там творили, и о том, что вынуждали делать других вампиров. Он говорит, что у вас нет собственной воли, и что вы будете делать то, что вам велит Мастер, и вы не сможете отказать. Мы не будем рабами Жан-Клода или твоими! — Последние слова она произнесла с изрядной долей пренебрежения.

Я улыбнулась ей:

— Увидимся позже.

Она казалось скорее растерянной, чем напуганной:

— Я рассказала вам все, чего вы хотели. Я сделала, что ты просила.

— Это так, и теперь тебя отведут в камеру, пока я буду резать твоих друзей. Тебе не придется смотреть, как мы и обещали.

— Тогда почему ты сказала, что мы увидимся позже?

— Анита, уже все, нам больше не нужно ее пугать, — произнес Зебровски.

Я посмотрела в его серьезные глаза, скрытые очками, и просто пошла обратно к телу на брезенте:

— Ладно, уведите ее отсюда.

— Нет, — настаивала Шелби. — Почему мы увидимся позже?

Полицейским буквально пришлось тащить ее к дверям. Она не то чтобы сопротивлялась, но и не помогала.

— Ты хотела уйти, так иди, — сказала я.

— Почему мы увидимся позже? — прокричала она.