Поцелуй на пожарной лестнице

Это был высокий сухощавый мужчина лет сорока, в тщательно отглаженном смокинге цвета слоновой кости, с яркой розовой орхидеей в петлице. Судя по этому цветку и по обстановке кабинета, розовый был его любимым цветом. Он стоял в глубине комнаты, возле высокого стеллажа из розового стекла, заставленного шкатулками и статуэтками, и смотрел на Катю с явным интересом.

В руке у него была небольшая коробочка.

– Ну, наконец-то! – проговорил мужчина в смокинге и шагнул навстречу Кате.

Однако он не дошел до нее, остановившись возле кадки с необычным растением.

Открыв коробочку, он осторожно достал из нее крупную извивающуюся ящерицу, двумя пальцами поднес ее к одному из цветков и бросил в его приоткрытую чашечку.

Ящерица судорожно дернулась, попыталась вырваться из цветка, но тот вдруг захлопнулся, как капкан. Мясистая поверхность цветка некоторое время колыхалась, как будто ящерица пыталась выбраться наружу, но затем эти движения прекратились, цветок замер, и его чашечка раскрылась, как бы вновь ожидая угощения.

– Умница! – Человек в смокинге погладил растение по белесым листьям, как гладят любимую собаку, и только после этого повернулся к Кате: – Ну, здравствуйте, дорогая моя! – проговорил он, разглядывая ее с ног до головы. – Наконец-то мы встретились!

– Кто вы? Чего вы от меня хотите? – спросила Катя, которую не обмануло это вежливое приветствие. Напротив, этот человек с его вкрадчивыми манерами и фантастическим оформлением кабинета показался ей куда страшнее прислуживавших ему убийц. Она подумала, что сумасшедший дизайн жилища отражает то мрачное безумие, которое царит в душе его обитателя.

– Видели, как питается это растение? – Хозяин кабинета подошел к Кате еще на один шаг и потер руки. – Оно усвоило главный закон жизни: сожри, или сожрут тебя!

– Вы мне не ответили, – повторила Катя. – Кто вы такой?

– Можете называть меня просто Павлом, – ответил ей хозяин. – Имейте в виду, это честь, это большая честь! Кое-кто много отдал бы за право называть меня по имени…

– Но я вовсе не добивалась этой чести! Зачем меня привели в эту безумную комнату? Смотреть, как вы кормите свой сторожевой фикус? Честное слово, мне это неинтересно!

– А зря, – мужчина усмехнулся. – Очень поучительное зрелище! Грешным делом, люблю его кормить!

– И ради того, чтобы показать мне этот аттракцион, вы послали за мной целую банду? Ради этого ваши люди гонялись за мной целые сутки? Ради этого они убили несколько человек? Не верю!

– Правильно не верите, – хозяин кабинета негромко похлопал в ладоши. – Умная девочка… вся в отца!

– Отец? При чем тут мой отец? Вряд ли вы его знали…

– Уверяю вас, я его хорошо знал… и знаю!

– Что вы хотите этим сказать?!

Хозяин кабинета нажал какую-то кнопку на столе.

Дверь открылась, и в комнату вошла женщина маленького роста, худенькая и узкоплечая.

– Проходите, Зоя Петровна, садитесь, – обманчиво мягким тоном пригласил ее человек, велевший Кате называть себя просто Павлом.

– Благодарю вас, я постою, – ответила она неожиданно звонким голосом, так взрослые артисты озвучивают роли детей в радиопостановках – визгливо и ненатурально.

– Не вспоминаете ее? – вкрадчиво спросил Павел у Кати.

– В первый раз ее вижу! – честно ответила она.

– Это совершенно естественно, – сказала женщина. – Ребенок был в тяжелейшем состоянии. Она и родителей-то не узнавала, не то что медицинский персонал в лицо могла бы запомнить.

При этих словах перед глазами Кати внезапно всплыли грязно-белые стены, окно с форточкой, которая открывалась почему-то сверху вниз… Катя вспомнила даже забытое слово «фрамуга». Больничная палата была маленькой, на одного человека, и называлась смешным словом «бокс». Окно – узкое, но длинное, так что форточка находилась где-то под потолком, и, чтобы открыть ее, приходилось залезать на подоконник и тянуть за веревочную петлю. Но форточку открывали редко – нянечкам было лень забираться на подоконник. В палате стояла жуткая духота, на Катю волнами наплывал удушливый жар, открывая мутные глаза, она видела перед собой только качавшуюся веревочную петлю.

Единственный раз она лежала в больнице – в далеком детстве, когда в первом классе подхватила тяжелую стрептококковую ангину. Когда температура дошла до сорока, врач «неотложки» грозно прикрикнул на маму, которая все не хотела отдавать дочку в больницу, и сам на руках отнес девочку в машину. Катя, разумеется, этого не помнила – при такой-то температуре!

В бокс родных не пускали, медицинского персонала, как водится, не хватало, а те, кто имелся, не слишком-то утруждали себя уходом за детьми. Бегая босиком по холодному полу в туалет, Катя заболела еще и пневмонией. Больше она ничего не помнила, осознала она себя примерно через неделю, уже дома, куда мама забрала ее под расписку.

– Девочку привезли в тяжелом состоянии, – говорила женщина, стоя очень прямо и глядя куда-то вбок, мимо Кати, – положение усугубилось пневмонией, когда ей стало совсем плохо, понадобилось срочное переливание крови. У девочки Баженовой Кати была очень редкая группа крови – четвертая…