Поцелуй на удачу

Кто-то хихикает, и дверца соседней кабинки распахивается, ударяясь о стену. Ридли внезапно заглядывает в мою кабинку сверху. Я в ужасе от того, что мои трусы спущены до лодыжек. Не то чтобы он не видел эту часть моего тела, но не когда я писаю. Спеша прикрыться, я выпрямляюсь за мгновение до того, как прекращаю писать. Можете угадать, чем это заканчивается. Я натягиваю штаны, но он уже делает снимки. Это просто тупо. Абсолютно, нахрен, тупо. Я чувствую одновременно унижение и злость. Бешенство, что он портит мой идеальный день, и ужас от того, что он издевается надо мной до такой степени. Фотографии, сделанные, когда ты падаешь пьяный – это плохо, но те, на которых ты писаешь себе в штаны, гораздо хуже.

Он лопается от смеха.

Я выбегаю из кабинки и пытаюсь вырвать у него из рук телефон, но он высокий и с легкостью держит его у меня над головой. Потом я вижу Меган. А ней еще трех девочек: Эви Кларк, Шайлу О’Брайан и Мэдисон Айдан. Они бросаются на меня. Толкают обратно в кабинку, из которой я только что вышла, – вместе они слишком сильные. Я ударяюсь тыльной частью ног об унитаз, они пульсируют. Ощутив эту боль, я тут же осознаю, что кто-то схватил меня за волосы и оттягивает мою голову назад. Кто-то еще, кажется, Меган, дает мне пощечину. Раз, два. Меня никогда раньше не били, и это чертовски больно. Я вскрикиваю, но мне закрывают рот рукой, и я не могу дышать. Они стаскивают пиджак с моих плеч к локтям так, что он сковывает мои движения. Я изворачиваюсь и сопротивляюсь, но не могу дать отпор, потому что слишком мало места, да и к тому же их больше. Я хотела бы нанести удар, но еще сильнее – хотела бы убраться отсюда, прежде чем они по-настоящему мне навредят. Сделают ли они это?

Мой телефон падает на плитку, и я слышу, как он разбивается. Шайла нагибается его подобрать.

– О, модный, – она бросает его в унитаз.

Меган наклоняется ко мне и рычит:

– Вот тебе. Твои вещички в унитазе с твоим же дерьмом.

Ее друзья смеются. Я чувствую запах из ее рта. Пахнет бургерами, которые были на обед.

– Деньги, которые твои родители украли у моих, тебя не защитят, Эмили. Запомни это. Тебе капец.

Кто-то снова дергает меня за волосы. Мэдисон? А ей-то я что сделала? Или вообще им всем, если на то пошло? Мне очень больно – я думаю, она реально вырвала мне клок волос. Кто-то пинает меня. Может, Меган, а может, другая девочка. В кабинке путаница из рук и ног. Я слишком растеряна, побита и напугана, чтобы сказать точно.

Ридли все это время стоял у двери туалета, высматривая учителей. Он, вероятно, побрезговал избивать девочку.

Меня.

Ту, которой однажды признался в любви.

– Ладно, пойдемте, а то опоздаем на автобус, – говорит он. И они исчезают.

18

Лекси

– Мы на кухне, – без надобности выкрикиваю я. У нас с детьми давно установлен ритуал после школы. По средам и пятницам, когда я работаю только в первой половине дня, я всегда жду их на кухне. В жаркие дни я нарезаю фрукты, делаю прохладительные напитки, а в холодные – предлагаю им горячий шоколад и печенье. Это одна из моих любимых частей дня. Мне нравится чувствовать себя в это время типичной старомодной матерью. Это уравновешивает те моменты, когда я выбегаю из дома, опаздывая на работу, и просто выкрикиваю им указания: «Не забудь очки», «У вас есть деньги на обед?», «Вы сделали домашнее задание?» Ожидание их возвращения на кухне кажется действием, которое матери делали поколение за поколением. Кроме того, если я буду встречать детей у двери, я с большей вероятностью узнаю, как у них на самом деле прошел день. Три раза в неделю, когда я прихожу позже них, я весело спрашиваю: «Ну, как прошел день?», но меня обычно встречают дежурным: «Нормально». В шесть вечера они уже забыли о прошедшем дне, и их раздражает, что я о нем спрашиваю. Но по средам и пятницам я узнаю всю подноготную.

Логан обычно напоминает мне о родительском собрании или рассказывает о своих матчах по регби или футболу, и кто лучше всех сыграл. Он сообщает, что ел на обед или какой учитель его достает. Я внимательно слушаю и пытаюсь догадаться, заслужил ли он «замечание на ровном месте» или же учитель все же придирается. Я использую это время, чтобы ненавязчиво наставлять его и давать советы.

Если мне удается вставить слово.

По средам и пятницам Эмили рассказывает мне все. Она описывает весь свой день: кто, что и кому сказал, кто с кем сидел, кто косился на какого учителя. Эмили рассказывает мне, кто встречается, кто пьет, кто курит травку. Меня это на самом деле шокировало, но я притворилась, что приняла все как нечто само собой разумеющееся – если их судить, они закроются.