Поцелуй небес

– На снежок, дорогая, просто на пушистый снежок. Надевай валенки, тулуп – и мигом! А я тебя потом согрею.

На дворе все было голубым и торжественным. Луна, как фо– нарь, черные тени от елок и сверкающий снежный наст. "Торжест– венно так, чисто, даже неловко, – подумала Женя, присаживаясь в сугроб и ощутив обжигающее прикосновение льда. – "Я счастли– ва, счастлива, счастлива!" Она выпрямилась, скинула тулуп и, стоя в лунном свете, посреди полянки, нереальная, сиреневая Аэлита подхватила пригоршни снега и осыпала плечи, грудь, жи– вот, чувствуя, что дыханье перехватило и уже быстро растерла лицо, шею, руки…

– С ума сошла! – выскочил в одних трусах Леша, подхватил на руки и потащил в дом.

Она пришла в себя, сидя в чем-то горячем и хвойном, паху– чем. Чугунная печка в "ванне" раскалилась чуть не докрасна, из бака, набитого талым снегом текла горячая, пахнущая железом вода, заполнив до краев ванну, представлявшую собой теперь фантастическую чашу с еловым густым настоем, а по углам комна– ты горели свечи, отбрасывая на деревянные стены колеблющиеся сонные тени.

– У нас в Сибири так от простуды лечатся. Раскалят в пе– чи камни, покидают в огромную кадушку и веток еловых и кедро– вых побольше, чтобы дух шел – любая хворь выходит… Не бойся, я здесь все хорошенько вымыл Алексей присел на корточки ря– дом, взял Женю за руку и тревожно присмотрелся. – Не заболела? Что-то разрумянилась. А я, дурак, пять минут стоял, любовался, как ты под луной в снегу купаешься. Прямо как в кино… Давай нагибайся! Он схватил плавающую на воде хвою в горсть и потер Жене спину.

– Эй, больно! Все равно, что ежом мыться. Я же не сибирячка!

– Ты вообще – ничья. Ни сибирская, ни кавказская, ни московская. Может и впрямь – лунная? Такая прозрачная голубая девочка. Видение…

От теплой воды и голоса Алексея Евгения начала засыпать, чувствуя сквозь дрему, что ее несут сильные руки, заверну в простыню, укладывают в кровать, подтыкая со всех сторон одея– ло… "Счастливая, счастливая, счастливая"… – звенело и перели– валось в каждой клеточке, распевало сотней голосов под при– косновениями губ, рук, горячего, сильного тела…

…Неделю молодожены почти не покидали свою избушку. Ник– то не видел их ни в бильярдной, ни возле телевизора. Алексей взял в прокате детские санки и катал жену по лесу, а так же – с крутого берега, прямо к озеру. Но только в те часы, когда они были там одни, то есть глухой ночью, под присмотром огром– ной, яркой, потихонечку убывающей луны.

В конце недели Евгения сказала:

– Это невозможно, я люблю тебя все больше и больше. Бывает даже тяжело – будто вот-вот умру от счастья". Она стояла у окна веранды, прощаясь с уже привычными, необычайно дорогими молоденькими елочками, кустами калины, подступавшими к дому и ставшими свидетелями и соучастниками их счастья. – Так страшно уезжать отсюда вдруг это место заколдованное…

– Заколдованное! – радостно согласился Алексей. – Мы с тобой оба колдуны и сами умеем сочинять сказки…

9

Прибывших с "необитаемого острова" влюбленных ждали будничные, прозаические и весьма обременительные проблемы: прописка и устройство на работу Алексея (он не желал и дня сидеть иждивенцем), посещение занятий по преддипломной практике, проходящей у Евгении в Институте народного хозяйства, оформление "Москвича" и поиски жилья. Впрочем, все это были лишь мелкие дрязги переходного периода от беспечной юности к семейному счастью. Супруги договорились, что после получения Евгений диплома со свободным распределением, наведаются в цирк – присмотрятся, определять перспективы. А пока Михаил Александрович устроил зятя в ДОССАФ инструктором по стрельбе и – одновременно – учеником на курсы вождения автомобиля. Поселились молодые у родителей в третьей комнате, называемой ранее "кабинетом" и служившей полковнику Дорогову личным убежищем под формальным прикрытием рабочего места.

В конце июня получила Евгения диплом с отличием, хотя и была на третьем месяце. Тошнило по утрам страшно, в сон клони– ло. Ползала она, как зимняя муха, ослабленная и раздражитель– ная, из энтузиазма предавалась мечтам о цирковом будущем. Но всем было ясно, что появление ребенка изменит семейные планы. В сентябре Алексей один уехал к Караевым, начинавшим в Днепропетровске новый гастрольный сезон, а Евгения устроилась работать в школу, заявив директрисе, что с зимних каникул пойдет в декрет.

Все складывалось совсем неплохо и Женя старалась не слу– шать мать, потихоньку подзуживающую, приводящую какие-то идиотские примеры насчет матерей-одиночек и команди– ровочных романов.

– Ходишь одна с животом, словно разведенка. А он там по манежу скачет – вольный орел. Так и не узнает кто и когда родится… Бедная ты моя, девочка. Но Евгения на провокации не поддавалась, сказала что муж любит ее надежно и ответственно.

Алексей прилетел из Свердловска за неделю до назначенного врачами срока. Но Женя не торопилась в роддом, измучившись ожиданием. Муж сидел как на иголках, ночью вскакивал, прислушиваясь к дыханию Жени, боялся из дома выйти – ждал.