— Я не буду рассказывать про себя — решился заполнить многозначительную паузу Шнайдер. — Хотелось бы сохранить приятное впечатление о себе в этом очаровательном обществе. А вот про своего друга с удовольствием… Был он мужчина как мужчина, даже в чем-то джентльмен. Глупости делал по легкомыслию, но специально никому не вредил. В общем мирный, не ищущий каких-то высот, обыватель… И вот однажды, один подонок так его достал, что мой друг нарушил заповедь «не убий». Он выследил этого ублюдка и прострелил его как собаку… Тони истерически захохотала, Алиса укоризненно покачала головой:
— Чрезвычайно смешная история у вас получилась. Уж лучше бы рассказывали о себе, Артур… Пожалуй и вправду, пора спать. Гости разошлись. В полутемной комнате остались Жан-Поль с Викой. Она собирала кучу подаренных ей безделушек.
— Я, кажется, сегодня получила больше всех — прямо как в день рождения! Алиса подарила свои любимые духи в таком громадном флаконе, смотри черный шар — это «Adagio». А еще всякие коробочки, пакетики, сверточки!
— Да, действительно, как из рога изобилия осыпали. Тебе не дотащить. — Жан-Поль нагнулся, подбирая падающие из викиных рук сверточки. — А мне так и не дали рассказать историю, жаль. Я уже кое-что заготовил. — Хочешь угадаю: «Та бабочка, которой невдомек, о токе крови под атласной кожей, ошибкой опустилась на цветок, с твоей ладонью розовостью схожий…» — процитировала Вика. — Не даром же у твоей книги такая обложка, — она вытащила из кучи подарков сборник стихов.
— Откуда ты знаешь? — оторопел Жан-Поль. — А-а… вспомнил, тот листок в томике Мопассана! Да у тебя прекрасная память! — он с любопытством посмотрел на Викторию. — Слушай, у меня идея: тебе надо поступать на филологическое отделение в Принстон. У меня там отличный друг учится, я ему временами даже завидую. Вика помрачнела и, прижав к груди подарки, собралась уходить.
— Ты даже не представляешь, Жан-Поль, какая плохая шутка у тебя получилась…
— Прости… я думал, твою голову залечили.
— Голова-то в порядке. Но кроме истории болезни у меня больше нет… (она хотела сказать никаких документов и гражданских прав, но спохватилась). Кроме истории болезни у меня нет никакой истории будущего…
— Так не говорят. Это же совершенно неправильный оборот: «история» всегда «была», а будущее употребляется с глаголом «будет.» Жан Поль поймал ироническую усмешку Виктории и неуверенно добавил:
— Хотя, как поэтический прием… может быть…
…Брауны долго не спали.
— Что случилось, Алиса? — спросил Остин сразу же, как только они оказались в спальне. — Я же весь вечер видел твои глаза…
— А глаза Тони? Ты их-то видел… — Алиса села у зеркала и механически взяла щетку для волос. — Почти нет сомнения в том, что наша дочь беременна от лорда Астора…
— И… и как она к этому отнеслась? — опешил Остин.
— Удивлена, растеряна, но, кажется рада.
— По-моему, действительно, надо радоваться. Думаю Астор не будет возражать ускорить свадьбу? Да и нам пора внуков, старушка…
— Тебя занимает что-то другое, Остин. Весь вечер молчал, что-то обдумывал. Я даже слышала, как жужжали от напряжения твои извилины… Что случилось, милый?
— Меня встревожил утренний звонок брата Виктории. Неспроста. Тебе не надо объяснять, как опасны эти арабские мстители, — заметив как задрожали плечи жены, Остин присел рядом и крепко обнял ее. — Я не стал бы напоминать. Но они напомнили сами. Они позволили парню связаться с ней, чтобы показать нам свою осведомленность. Мол «ждите гостей, ребята!»
— Это и впрямь так серьезно? — встрепенулась Алиса.
— А Ванда? — напомнил Браун.
— Господи, Остин! Ты же сделаешь, что-нибудь? Тебе же всегда удавалось что-то придумать… — Алиса старалась заглянуть в озабоченное лицо. Он прижал к груди ее голову, и поглаживал волосы, тихонько покачал, как укачивают детей.
— Не тревожься, девочка. Я обязательно, что-нибудь придумаю… Пожалуй, я уже все придумал!
ЧАСТЬ 6
ДУБЛЕРША
— Йохим, это последняя моя просьба к Пигмалиону, — Браун и Динстлер стояли на бетонном молу, сосредоточенно рассматривая вспененные гребни.
— Пигмалиона больше нет. Потеряв Ванду, я дал зарок никогда не возвращаться к этому. Ее жизнь — слишком большая плата за мои дьявольские игры, — Йохим сжимал кулаки в карманах длинного черного пальто, ветер ерошил темные прямые волосы, заметно поредевшие на темени, капли воды поблескивали на толстых линзах очков. Взбунтовавшийся доктор Фауст или смирившийся? В любом случае — с ним придется нелегко. Браун был готов к трудному разговору, начав издалека.
— Не надо говорить о дьявольском, Йохим… — Остин повернулся к собеседнику и прямо посмотрел в замкнутое, отрешенное лицо. Пигмалион не думал о греховном искушении пока умел любить…
— В таком случае я всего лишь подтверждаю известную истину: сатана берет власть, когда уходит Бог… То есть, когда умирает любовь… — Йохим зябко повел плечами. — Старость если и не мудрость, то уж наверняка смерть дерзаний…