Поцелуй небес

— Высший класс… Плакать даже хочется… Не знаю почему… Только пожалуйста пятно не поставь! Я его скоро у тебя напрокат возьму по аналогичному случаю! Не пропадать же такой красоте! А это тебе. — Светлана протянула букет мелких бледно-розовых гвоздик. — Отец с рынка доставил. Специально выискивал под цвет платья… Но чего-то в твоем великолепии все же не хватает… — задумалась Лана. Сама она выглядела светской леди в английском двубортном костюме алого джерси, белых лаковых лодочках и с крохотной сумкой на золотой цепи.

— Вот что, подруга, садись и не дергайся, — решительно придвинула к трюмо стул Светлана. — Позволь мне хоть раз вмешаться. Не понравится пойдешь умоешься — вода есть. И не волнуйся — я тебя разукрашивать не стану. Сохраню индивидуальность. Так… «халу» — долой!

— Это же в «Салоне» целый час из косы делали… — слабо запротестовала невеста. — Только мне самой как-то непривычно. Будто в шапке.

— Именно! Не твой стиль, скромница. А мы вот что сейчас придумаем!

Волосы Евгении были распущены, расчесаны, схвачены на затылке резинкой и украшены цветами из букета. Мелкие гвоздики — колченогие с множеством едва распустившихся и совсем еще не раскрывшихся бутонов хорошо держались в кудрявых густых волосах. Немного румян и светлой помады, бархатная черная тушь, индийская персиковая пудра — и — портрет готов.

— Из меня бы классный мастер-косметолог вышел! — удовлетворенно осматривала свое творение Лана.

Ровно в 15 часов в двери затрезвонили — прибыл жених с друзьями на «Чайке» невесту забирать. Во дворе и на лестничной площадке топтались соседи — ждали выхода молодых. Евгения сама распахнула дверь и обомлев, прыснула со смеху: на лице Алексея, испуганном и торжественном белели полосочки пластыря, свежеостриженные полубоксом волосы тщательно приглажены, в протянутой руке — букет длинноногих кал.

— А это Алан, ты про него все знаешь, — представил он солидного крепыша в темно-синем бархатном «клубнике» с седыми клинышками в густой бородке.

Алана командировали Караевы по причине травмы и простоя — его левая загипсованная рука еле просунулась в рукав пиджака и теперь была прихвачена к шее черным платком. А сам жених, наводя праздничный марафет новой бритвой «Жилет», прибывшей среди подарков от цирковых, порезался с непривычки в нескольких местах, заклеив наспех кровоточащие царапины пластырем. Пока Женя срочно приводила его в порядок в ванной комнате, отмывала волосы от лака и «Шипра», а затем осторожно снимала наклейки, Алан вел светскую беседу с родителями. Неизвестно, о чем они там беседовали, но кавказский родственник жениха не только занял на свадьбе самое почетное (по рангу — родительское) место, но и впоследствии фигурировал в разговорах при различных уважительных ссылках на именитую родню даже, как Аслан Сергеевич — «второй отец», «известный артист», «уважаемый человек» и т. д. — то есть пример всяческих добродетелей.

У подъезда, среди приветствующих выход новобрачных гудками разномастных автомобилей в лентах и куклах, скромно стоял новенький «Москвч» цвета «Белая ночь».

— Это от нашей семьи, — сказал Алан, протягивая Алексею дарственную на автомобиль. Отцу вне очереди выделили. Он даже обиделся — говорит: меня хотят от лошадей отвадить, на пенсию выпроводить. А потом обрадовался «Вези Алексею. Пусть с молодой женой пофорсит. Будет на чем цирк догонять». И еще подарил Алан Евгении белый платок и пояс — старинный с чеканными кубачинскими бляхами.

— Такой кушак у нас только замужняя женщина имеет право носить — знак достоинства и отличия. А белый платок — символ мира. Какой бы враждой не горели мужчины — выходит пава, платком между воинов махнет — и спрячут они кинжалы в ножны, уберут злость и ненависть, обнимутся как братья.

Евгения не помнила толком что ответила, что сделала, как вообще не могла восстановить потом события этого сумбурного, сумасшедшего дня. Ей бы не замечать все вокруг, уйти с Алексеем в свое особое, торжественное уединение, как Золушке с Принцем в старом фильме посреди шумного бала и собрать до капельки все минуточки только им причитающейся радости. Да уж куда там! Суета, галдеж, поздравления, букеты, гудки машин, охи, ахи и среди этого — растерянное чуждое лицо Алексея с армейским полубоксом и подсохшими, пудрой присыпанными порезами. Растянуть бы все эти события на месяц, смаковать по чуть-чуть, по маленькому глоточку, тогда бы все запомнилось, врезалось в память на века — и как распахнулись под фортепьянные аккорды концерта Чайковского высокие белые двери Дворца бракосочетаний и морозным холодком дунула в затылок торжественность, как надевал ей Алексей на палец обручальное кольцо, и поцелуй официальный, который надо бы запечатлеть в душе стоп-кадром, а не на фото. «Вот сейчас я целую своего мужа!» — подумала Евгения, но ничего не почувствовала кроме оторопи от дурацкой вспышки блица…