Костя Великовский прибыл в театр осенью по распределению из Киевского института. Он был весел, простодушен, общителен, остроумен, соответствуя амплуа комического героя и сразу же стал любимцем всего коллектива. Костино искрящееся жизнелюбие, правдивые ясные глаза, спокойная доброжелательность в закулисных конфликтах, уважительное, но не подобострастное отношение к начальству и, наконец, отличная, хотя и коренастая фигура, очаровавшая портных, (надорванных непосильной задачей при помощи одного лишь фрака убавить солисту 30 кг веса) снискали новичку всеобщую симпатию.
Катя, готовившая с Костей сцены в «Сильве», однажды пригласила Вику на репетицию для отработки французских реплик, которыми так и сыпал дурашливый Костин герой. Они работали в репетиционном зале, где за роялем сидел сам Борис Самуилович — склочный до маразма концертмейстер, — а на помосте, возле трех стульев, изображавших, видимо, козетку или рекамье, мельтешил раскрасневшийся мальчишка в джинсах и футболке.
— Вот здесь я перехожу с последнего такта к куплету, перехватываю Катю и начинаю петь… — объяснял Костя мизансцену.
— Константин Борисович, на минутку отвлекись, я тебе учительницу привела! — Катя подтолкнула Вику вперед, а парень, отерев локтем мокрый лоб, уставился на девицу и вдруг, шаркнув ногой, грациозно склонился в поклоне.
— При такой стойке джентльмена, дама ручку к поцелую должна протянуть, — проинструктировала Катя, но Вика ограничилась протянутой «корабликом» ладошкой.
— Спасибо, что проявили внимание, мадмуазель. Одну минуту — я мигом переоденусь и начну демонстрировать свои недюжинные способности. — Костя минут через пять вернулся, а через полчаса они уже хохотали, будто были знакомы с детского сада. Вика почему-то ничуть не смущаясь диктовала парню нужные фразы и терпеливо поправляла произношение. Ученик оказался на редкость способным — быстро схватывал информацию, придавая своей речи комедийно-парижский шарм и требовал перевода все новых и новых выражений.
— Зачем это тебе? На гастроли в «Мулен Руж» пригласили? — поинтересовался Борис Самуилович.
— Да нет, работаю по системе Станиславского, изучаю среду, постигаю суть изображаемого характера. Вот послушайте, как, оказывается это надо произносить: «Merei beancoup, pour cet rende-vons, madmuasell!» Означает всего лишь «благодарю за свидание, барышня!», а звучит прелестно! Клубника и фиалки — так Елисейскими полями и веет! — Костя с мольбой посмотрел на Вику:
— Возьмите меня в ученики mon anfan, я так нуждаюсь в знаниях!
…30 декабря после «Графа Люксембурга» вся труппа отмечала Новый год. После второго отделения столы в буфете, закрытом для посторонних, стали накрывать под собственный «фуршет». Кроме бутербродов и пирожных, шипучих безалкогольных напитков, появилось еще кое-что, купленное на месткомовские деньги (мандарины и шоколадное ассорти), а также на средства анонимных вкладчиков, скинувшихся вопреки горбачевскому «сухому закону» на традиционное «горячительное». Всем не терпелось перейти к собственному самодеятельному концерту, тайком подготавливаемому целый месяц. Подобные инициативы коллективного празднества вспыхивали в театре в последние годы все реже, как правило с появлением в труппе молодых энтузиастов. На этот раз мутил воду, подстегивая старых рысаков-сочинителей интермедий и текстов, разумеется, Великовский. Собственный опереточный рабочий материал открывал бездну комических возможностей, не надо было слишком надрываться, чтобы вызвать повальный смех пародированием средств массовой информации (вставив в дует текст из программы «Время») или изобразить «Прожектор перестройки», рапортующий об успехах музыкального театра устами Цыганского барона. А уж отношения внутри коллектива и наиболее яркие его представители давали неиссякаемую почву для веселого гаерства. В желающих принять участие недостатка не было — как-то неожиданно заинтересованность проявила вся женская часть труппы, находящаяся под влиянием костиного шарма.
Алексей сопровождать жену не захотел, понимая, что дело это сугубо производственное, посторонним мало понятное, а Вика, приглашенная Катей мимоходом, вдруг с радостью согласилась.
Она сидела в зале рядом с Диной — астрологичкой, хорошо ей знакомой и нашептывающей на ухо по ходу дела комментарии к каждому номеру. Было действительно ужасно весело, зрители не давали произносить слова исполнителям, покатываясь от смеха.
Большой успех выпал на долю Кати, исполнившей с Константином дуэт из «Вольного ветра». Но вместо попеременных лирических восклицаний «Стелла!» «Янго!» Звучали вполне угадываемые имена государственных деятелей, ведущих средствами любовного диалога напряженные политические дискуссии. Катя, оказавшаяся в золотом трикотажном платье (именно его накануне дошивала тайком Августа) получила букет белых круглых, как зефир, хризантем и просто сияла, когда Костя передал ей и свою награду — еловую ветку с флажками. А после, увидев за кулисами Вику, пробравшуюся для поздравлений, вдруг отобрал у Кати и хризантемы, и ветку и торжественно передал девушке: