Поцелуй Однажды: Глава Мафии

— Как пожелаете, — ровным тоном комментирует Кира, но он улавливает издевку и втягивает воздух через ноздри слишком быстро.

Нет, ну что еще она может сказать?

Нет, я не пойду?

Нет, я вас боюсь?

Карелин аккуратно прикрывает за ними дверь. В соседнем техническом помещении окно имеется — но едва ли не под потолком. Как раз один их тех проемов, до которых пыталась допрыгнуть Кира с другой стороны завода.

Она останавливается у стены, а Карелин — напротив и поодаль: дневной свет вскрывает неровности и шероховатости лица, усеянного родинками, шрамами и впадинами.

И здесь, в пыльной, захламленной кладовой, в жерлове заброшенного завода мореходства, после идиотской стычки с бандюганами и наведением пистолета на главного городского криминального авторитета, с окровавленной рукой, и невозможностью оторвать взгляда от непроницаемого Карелина, Кира понимает, что она на самом деле никогда не интересовалась мужчинами до этого.

Да, подростковые симпатии и рациональные приглядывания к симпатичным, добродушным парням и обезличенные мечтания о переживаниях пылких и неповторимых, это все было.

Чего не было, так это… оказывается, можно смотреть на мужчину и достаточно находится в его присутствии и достаточно одного безличного десятиминутного разговора, и после… после пытаться хотя бы одну мысль в голове выловить на ходу, потому что мыслей, эмоций и реакций становится одномоментно много, и никуда они не растворяются, они складируются и двоятся, превращаясь в бесформенное месиво желания.

Интереса.

Потребности.

Ее внимание теряет способность осязать насколько… насколько Карелина много. Он смотрит в нее, слегка запрокинув голову, с выпрямленными, но соединенными впереди себя руками, и Кире катастрофически не хватает места в этой комнате, в этом городе, в этом мире.

Ни физического, ни душевного, никакого.

— В чем условие? — неуверенным тоном требует она ответа.

На тянущего время Брус не похож. Предательски отзывчивое сердце бьется у нее где-то на подходе к гортани, когда сквозь вихрь временного помешательства пробивается мысль, что Карелин может тоже чувствовать себя неуверенно.

Ну можно ведь помечтать немножко?

— Поцелуй от вас. Единожды.

Никто из них не шевелится, наверное, с минуту.

Кире действительно нужно время, чтобы ответить, потому что она буквально теряет дар речи — заблудился где-то дар, в окраинах дурно работающих легких.

Совсем не похоже на издевательство — и он сглатывает, заметным усилием заставляя себя глядеть на девушку ровно и невозмутимо — но это… не может быть чем-то иным, кроме как издевательством, да?

С чего бы ему…

Садистская игра какая-то?

Неужели так очевидно, что Карелин произвел на нее впечатление? Да какая ему может быть разница до незнакомых сестриц неудавшихся подчиненных, сестриц — явно не птиц его полета?

— Единожды? — переспрашивает Кира едва слышно.

Карелин отрывисто кивает головой.

— Да.

— То есть только один раз?

— Да, — цедит он, но усилием воли разжимает челюсти.

Засунутые в карманы кардигана пальцы не помогают справиться с растерянностью — она практически выдергивает нитки из внутренних швов. Кровь, слава Богу, прекратилась. Кире хотелось бы более болезненного пореза, боль ведь отрезвляет, да?

Страшно становится от мысли, что ничего уже никогда ее не отрезвит. Она даже не может придумать образ того, что бы это могло быть. Может, свинец в виске?

— Хорошо, — заставляет себя вымолвить Кира. — Договорились.

Земля не сходит с собственной оси, врата ада не открываются прямо на потолке и даже полицейских сирен не слышно.

Кира и Карелин продолжают стоять напротив друг друга и смотреть, в тишине живой и громкой.

— Поцелуй от вас, — повторяет он. — Вы должны… Вы — целуете меня.

— Я не могу поцеловать вас сама, — шепчет девушка. — Я… я не смогу.

— Подойдите сюда, — замерший на месте Карелин двигался в последний раз, наверное, минут пять тому назад.

Или может быть десятилетий.

Или веков.

— Я… — она практически заикается и молится всему святому на свете, чтобы не залиться краской. — Поцелуйте вы меня.

Шагов-то его немного, но каждый отдает землетрясением, и Кира считает их про себя, как ручные стежки при шитье.

Не грубо и не нежно Карелин целует ее сразу проникновенно, сразу глубоко проникая внутрь рта и лаская с напором несколько диковатым, но все же сдержанным. Она старается отвечать тем же, но удается лишь когда мозолистые руки касаются ее головы с обеих сторон и склоняют зардевшееся лицо в другую сторону.

Карелин иногда срывается на короткие, суматошные захваты ее нижней губы и сразу же зализывает растерзанное местечко. Она рыскает руками по необъятным плечам, в попытке пристроить ладони у мужчины за шеей.

Стонет она в поцелуй каким-то чужим голосом, судорожно стискивая ворот рубашки, и Карелин подхватывает ее, приподнимая — Кира запускает пальцы в короткие волосы, и пытается прервать поцелуй хотя бы на мгновение — немного воздуха, пожалуйста, чуть-чуть.

Сам он шумно выдыхает, высвобождая подрагивающие губы, но продолжая в беспамятстве целовать мягкую плоть щеки и линию подбородка.