Поцелуй победителя

Где-то за запертой дверью покоев находились его мать, отец, сестра. Нужно пойти к ним. Срывающимся голосом мальчик повторял эти слова, обхватив руками угловатые колени и уставившись перед собой. «Иди к ним. Ты им нужен», — шептал он, но не мог даже пошевелиться, поэтому так и остался сидеть в углу.

Вдруг дверь затряслась от ударов, раздался оглушительный треск. Дверь слетела с петель, и в комнату ворвался солдат. Кожа и волосы у него были светлые, а глаза темные, как ночь. Он схватил мальчика за тонкое запястье.

Мальчик закричал и забился в железной хватке, но солдат лишь рассмеялся и встряхнул его — несильно, будто пытался разбудить ребенка.

— Не сопротивляйся, — сказал захватчик на языке, который мальчик изучал все детство, не думая, что однажды это ему пригодится. — Не сопротивляйся — и никто не сделает тебе больно.

Эти слова возымели действие. Мальчик тут же перестал вырываться и послушно пошел за солдатом. Его привели в атриум. Там собрались все, включая прислугу. Родители не заметили, как ввели мальчика — он не издал ни звука. Могло ли все случиться иначе, если бы первой его увидела не сестра, стоявшая у дальней стены? Возможно, ничего не удалось бы исправить. Но одно мальчик знал точно: тогда, в решающую минуту, он даже не попытался что-нибудь сделать.

В валорианской армии служат и женщины, но все солдаты, которые пришли в дом в ту ночь, были мужчинами. Они окружили сестру мальчика, а она стояла между ними, гордо выпрямившись, высокая, величавая. Распущенные черные волосы укрывали ее плечи, точно плащ. Но вот взгляд Анирэ упал на брата, и ее серые глаза сверкнули. Только в это мгновение мальчик впервые осознал, что сестра любит его. Она тихо сказала что-то валорианцам. Слов было не разобрать, но ее певучий голос звучал насмешливо.

— Что ты сказала?! — рявкнул один солдат.

Анирэ повторила, и тогда валорианец грубо схватил ее. Леденея от ужаса, мальчик понял, что это его вина. Он сам не знал, почему так решил. Сестру поволокли из атриума в гардеробную, где зимой гости оставляли верхнюю одежду. Мальчик иногда прятался в этой маленькой, темной и душной комнатке.

То, что случилось потом, было самой жуткой сценой этой страшной сказки. Ужасы прошлого эхом отзывались в груди взрослого Арина. Ему хотелось зажать мальчику уши, приглушить звуки. Он бы сказал малышу: «Закрой глаза». Арин изо всех сил старался придумать, как помешать ребенку увидеть то, что произойдет дальше. Но зачем он так мучил себя? Попытки изменить воспоминания о той ночи причиняли лишь боль и напоминали нервный тик. Пожалуй, сейчас, когда Арин снова и снова рисовал в воображении страшные картины, ему было даже больнее, чем тогда, десять лет назад. Но он не мог остановиться. Арин отчаянно пытался представить, что должен был сделать в ту секунду — и не сделал.

Что, если бы он закричал? Стал умолять солдат отпустить сестру? Может, стоило кинуться к родителям, которые не знали о его присутствии? Помешать отцу выхватить кинжал у стоявшего рядом валорианца? По крайней мере, так ему казалось, мать он вполне мог спасти. По характеру она была совсем не боец и не стала бы сражаться, если бы знала, что здесь ее маленький сын. Но нет, Арин молча смотрел, как мать набросилась на солдата, схватившего сестру. Валорианцы убили отца. Затолкали в гардеробную Анирэ и захлопнули дверь. Кинжал полоснул по горлу матери, отчего у нее на шее распустился алый цветок. Кровь шумела у Арина в ушах, но глаза оставались сухими, как камешки на солнце.

Мальчику не дали побыть у тела матери — солдаты оттащили его и вместе со слугами отвели в город. На холме пылал королевский дворец. Трупы монаршей семьи выставили на всеобщее обозрение на рыночной площади. Среди убитых был и принц, за которого должна была выйти замуж Анирэ. Тогда Арин еще надеялся, что сестра выживет. Но два дня спустя он увидел на улице и ее тело.

Трудно было представить что-то ужаснее его нынешнего положения, но маленький Арин сдерживал всхлипы и молчал. Он во всем слушался валорианцев, потому что помнил слова солдата: «Не сопротивляйся».

Однажды он увидел в рядах захватчиков мужчину в тяжелых доспехах. Потом Арин узнал, что генерал Траян был довольно молод, когда завоевал Гэрран. Но в ту ночь он показался мальчику мощным древним чудовищем из плоти и металла. Взрослый Арин представил, как опускается на колени перед ребенком, которым был тогда. Он бы обнял малыша, прижал к себе и прошептал: «Тише. Тебе предстоит долгое и мучительное одиночество, но в конце концов ты вырастешь большим и сильным. Тогда придет пора отомстить».

Очевидно, что разочарование в Кестрель — далеко не самое страшное событие в жизни Арина. Глупо даже сравнивать. Он думал об этом, стоя на палубе корабля, который как раз бросал якорь в освещенном луной заливе Гэррана. Флот вернулся с победой. Арин провел пальцем по выпуклой линии шрама, который рассекал левую бровь и тянулся вниз по щеке. Эта привычка появилась у него недавно.