— Ты знал.
— А можно поконкретнее?
— В то утро, когда мы уехали, ты знал, что её коня не было в стойле. Вот почему ты оседлал другого коня и привел его мне, чтобы я не заметил её отсутствия. Ты солгал мне.
— Это не ложь.
Молчание.
— Арин, ты меня убиваешь. Хорошо, да, ладно. Возможно, я чуть схитрил, но я сделал это во имя твоего счастья. И разве это ложь? А если и так, она же совсем крошечная. — Он поднял руку и продемонстрировал указательным и большим пальцами ничтожность лжи.
— Ты не знаешь, что может сделать меня счастливым.
— Я знаю, что ты сам этого не знаешь. Я знаю, что тебя совершенно не волнует, что ей нужно. Может, я и правда заметил, что Джавелина не было в стойле тем утром. Может, я знал, как все будет разворачиваться дальше: стоило бы тебе только заметить, что конь отсутствует, как ты бы ринулся, сломя голову, за ней, и моя сестра непременно бы обо всем догадалась. Что бы подумали мои солдаты, если бы я остался тебя ждать? Или если бы мы ушли на юг без тебя? Все наши усилия пошли бы прахом. Так что, да, я соврал. И если нужно, сделаю это снова. Неужели ты думал, что я бы просто стоял и смотрел, как ты бросаешь все ради женщины, которая тебя даже не любит.
Арин отпустил его. Он почувствовал себя совершенно опустошенным.
— Ты хотел правды, — сказал принц.
Арин подумал о Плуте, Тенсене, Кестрел. Какая же часть его была так податлива лжи, гадал он. Почему его всегда так легко обмануть?
— Ох, Арин. И не надо на меня так смотреть. Прошу покорнейше простить меня.
Он смотрел во все глаза на своего друга, который всё ещё был ему другом. Его осенило, что Рошар так спокойно отправился с ним в лес, потому что, в противном случае, его армия просто убила бы Арина.
Арин тоже извинился, а потом сказал:
— Я не на тебя злюсь.
— Да неужели?
— Ты просто подвернулся под руку.
— Я польщен.
— Кестрел отправил в тюрьму собственный отец. Ему в руки попало доказательство её шпионской деятельности в пользу Герана, и он передал эти сведения императору.
Рошар с мгновение обдумал сказанное.
— Новое воспоминание? — спросил он сдержанно.
— Да.
— Что ещё она помнит про генерала?
— Точно не знаю.
— Нужно спросить.
— Нет.
— Арин, это не праздное любопытство. Это обыденная процедура сбора информации, потенциально имеющей отношение к нашей текущей операции. Я с удовольствием поговорю с ней сам, раз ты отказываешься.
— Оставь её в покое.
— Ты недооцениваешь силу моего обаяния. Согласен, один раз у нас случилось недопонимание, и она приставила кинжал к моему горлу, но мы оставили это в прошлом. Я ей нравлюсь. Что естественно, я же безумно симпатичный.
Арину не хотелось ему рассказывать о её выплаканных глазах или надломленном голосе. Как она рыдала до полного изнеможения. И насколько она казалась одинокой, какие бы слова он ни говорил ей.
— Она не в состоянии разговаривать с тобой, — вымолвил он наконец. — Она ехала верхом два дня и ночь без еды и питья, питаясь только тем, что ей могло попасться по дороге… если вообще питалась. Она даже не знала наверняка, сумеет ли найти нас. У неё была лишь догадка.
Принц приподнял брови.
— Впечатляет.
Его тон заставил Арина насторожиться.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Она умеет выживать.
Арина вдруг осенило, что Рошар ради получения информации мог надавить на Кестрел ещё там, в городе, и если этого не сделал, то вовсе не из-за плохого самочувствия девушки, или потому, что воспоминания Кестрел были так скудны. Рошар просто не верил её словам… тогда. И поверить теперь он решил ей только из-за того, что их враг — это её враг. Который замотивировал её (Арин заметил, как загорелись глаза Рошара) стать полезной в их деле.
— Мне не нравится ход твоих мыслей, — сказал Арин.
— Она может быть полезной.
— Ты не будешь её использовать.
— Дочь генерала? Да мы будем дураками, если не сделаем этого. Ты говоришь о ней так, словно она сделана из тонкого стекла. Хочешь знать, что вижу я? Сталь.
— Ты не заставишь её стать частью войны. Я отвезу её обратно в город.
— Нет, — раздался голос Кестрел у него за спиной. — Не отвезешь.
Арин развернулся.
И увидел её. Кестрел произвела впечатление своим появлением. Она не то чтобы выглядела потерянной в его слишком большой рубахе, благодаря ещё и синякам под уставшими глазами. Дело было во вздернутом подбородке. Он уже видел это. Уже не один корабль разбился об утёс её решительности. Кестрел сломает и себя, если придется, чтобы получить вожделенное.
«Заприте этого раба». Её слова, произнесенные в день дуэли, на которой она дралась ради него, все еще отдавались болью в сердце. Потом его тисками сдавило ощущение полной беспомощности. Он был превзойден численностью частной охраной её отца. Первый удар — она даже не оглянулась, прежде чем позволить дверям захлопнуться у неё за спиной. Унижение. Своего рода страх и трепет. Признательность, когда он увидел её прихрамывающую, шагающую по газону виллы. Он у неё в долгу.
Это изменило его. Открыло что-то, заструившееся золотом по его венам. Мало-помалу появилось притяжение. Оно возрастало, несмотря ни на что. Ему хотелось заботиться о ней… и даже больше.