Поцелуй с дальним прицелом

Но для меня, повторяю, в то время все это было слишком сложно. Знала я только одно: оставаться близ Анны и Никиты больше немыслимо. Тогда я испытывала к ней вполне естественное омерзение… правда, к нему примешивалось иное, не очень-то понятное мне чувство. Только потом, по истечении многих лет, когда я уже обрела житейскую мудрость и у меня появилось время размышлять о происходящем, а не просто глотать жизнь открытым ртом, я нашла определение этому чувству. Зависть, зависть – вот что это такое было! И не только потому я Анне завидовала, что Никита любил ее до безумия, а потому, что животная сторона ее жизни, которую я, на беду свою, подглядела, нисколько не трогала, не унижала утонченности ее образа, и она продолжала оставаться той же королевой, какой была.

Но уж я-то служить этой королеве больше не желала, никогда, ни за что! Я отреклась и от Анны, и от Никиты. Поэтому в «Черную шаль» я не ступала ни ногой, даже с отцом почти не встречалась. Тому, кстати, сыскался очень приличный предлог: я нашла-таки себе работу.

Вернее, это она нашла меня.

Франция, Бургундия, Мулен-он-Тоннеруа. Наши дни

Несмотря на то что змея совершенно определенно сулила недоброе, день выдался вполне приличный. Даже тучи, затягивавшие небо весь вчерашний день и еще не разошедшиеся утром, к полудню начали таять, а уж к пяти часам солнце сияло вовсю, и все так заиграло, так засверкало вокруг, что Алёне беспрестанно лезла на ум дурацкая фраза из какой-то давнишней телепередачи: «Чудилось, вся природа радовалась наступлению этого дня!» В принципе фраза принадлежала к прошлой жизни и относилась к какому-то пролетарскому празднику, однако с нее вполне можно было снести пыль времен и приспособить ко дню нынешнему, а именно – к 14 июля, когда французы упоенно празднуют День независимости, День взятия Бастилии, день, после которого Франция из абсолютной монархии начала неудержимо превращаться в республику. Сейчас были совершенно забыты кровавые жертвы этого пути – вся нация со свойственной ей увлеченностью предавалась общему ликованию.

– Мы здесь как раз в прошлом году отдыхали на 14 июля и успели со всеми познакомиться, – говорила Марина, когда они с Алёной шли к зданию бывшей мэрии Мулена, где должна была состояться небольшая праздничная вечеринка всех сельчан. В кильватере следовал Морис с инфантой в колясочке. – На самом деле в деревне живет совсем мало народу, но многие жители окрестных городов, парижане и даже иностранцы понакупили здесь дома и приезжают на уик-энды или праздники. Труди и Марк вообще живут полгода в Сан-Франциско, а полгода здесь, хоть они и не французы: Труди – голландка, а Марк – поляк. Они очень милые, да тут вообще все страшно милые и любезные. Особенно мне нравится их вице-мэр, Жильбер. Но самое смешное, что он – корсиканец, принадлежал даже к их экстремистской партии «Корсика Нацьон»…

– Террорист? – сделала страшные глаза Алёна.

– Нет, ну разве что в прошлом. А сейчас он совершенно остепенился, увлекся сельским хозяйством и стал даже больше бургундцем, чем его жена Жаклин, она из местных. Тоже очень славная. Кстати, в приданое Жильберу она принесла все эти поля, мимо которых вы сегодня бегали. В страду, говорят, Жильбер там днюет и ночует, как и положено крестьянину. Жильбер и Жаклин всю тусовку сегодняшнюю и организовали. Ух ты, сколько народищу, не то что в прошлом году!

«Народищу» в просторном дворе старой мэрии было человек пятьдесят, но, видимо, для Мулена это оказался абсолютный рекорд. Алёна с любопытством пялилась на бургундских крестьян, которые выглядели не слабее знакомых ей парижан. Одежда, прикид, прически… Алёна порадовалась, что послушалась Марину, накрасилась и надела свое самое козырное платьице, купленное как раз накануне отъезда на распродаже в любимом магазинчике «Буртон» на бульваре Осман, рядом с Галери Лафайет. Платьице – собственно, модненький в этом сезоне сарафанчик бордовый в белый горошек – было очень открытое: настолько, что белое кружево ажурного лифчика то и дело кокетливо выглядывало из декольте, а уж бретельки-то и вовсе лезли наружу. Жаль, что не успела найти подходящий бордовый лифчик, белый уж слишком бросается в глаза, а впрочем, это при нынешней моде – вроде бы самое обычное дело. Поэтому Алёна в конце концов перестала нервно поправлять платье и предоставила всем окружающим возможность любоваться своим нижним бельем. В конце концов, оно было великолепное, да и грудь тоже недурна. А уж ноги-то!.. Здешним осадистым и довольно-таки коротконогим дамам такие и не снились!