Вообще-то, на такую формулировку можно было даже обидеться, но он вдруг ослепительно улыбнулся и взял Верочку за руку. Сердце у нее ухнуло вниз, а организм забыл, как дышать, замерев на вдохе.
Филипп смотрел на девушку и вспоминал, как они в первый раз поцеловались с Алиной. Это случилось после какой-то вечеринки, Алина была совершенно пьяна и пахла пивом. От нее волнами исходило бесшабашное веселье и уверенность в том, что жизнь прекрасна. Тогда у Филиппа было ощущение, что он держит в руках солнечного зайчика, готового в любой момент выпрыгнуть и улететь. Строптивый зайчик все-таки улетел, унеся с собой шлейф из капризов, невыполнимых требований и что-то еще, что раньше принадлежало Филиппу и без чего теперь жизнь была пресной, как кипяченая вода.
От Верочки исходил легкий аромат нежных духов и стабильности. Она была привлекательной, перспективной и предсказуемой. Миниатюрная, шебутная и самоуверенная Алина не шла ни в какое сравнение с этой статной спокойной девушкой. Филипп довольно улыбнулся: жизнь демонстрировала торжество справедливости, сделав столь удобную для него рокировку.
Поцелуй не состоялся. Филипп не считал нужным торопиться и бежать впереди паровоза, а Верочка сочла прощальную паузу слишком затянувшейся, чтобы намекать на поцелуй. Оставив последнее слово за собой, она старательно отряхнула сапожки и легко проворковала:
– Ну что? До завтра?
Филиппу ничего больше не оставалось, как подтвердить факт прощания.
– До завтра.
– С кем это ты там топталась? – Вопрос Ярославы Аркадьевны прогрохотал через все лестничные пролеты и свалился прямиком на темечко затаившейся у окна Верочки: она тщетно пыталась разглядеть, ушел ли Филипп или продолжает томиться у подъезда, но мутное окошко оставляло этот вопрос без ответа – разглядеть что-либо было практически невозможно.
– Вера, я с кем разговариваю?! – В голосе мамы появилась тревога. Вероятно, она заподозрила неладное и, судя по тяжелому шарканью, двинулась на рекогносцировку.
– Мам, я иду уже, иду.
– Не смей разговаривать таким тоном! – немедленно взвизгнула родительница. – Вместо того чтобы побыстрее прийти домой и рассказать матери, как все прошло, она отирается там с каким-то паршивым брюнетом!
Судя по подробностям, маман дежурила у окна с биноклем. Иногда Верочке казалось, что мама неправильно применяет свои таланты: ей бы не в плановом отделе сидеть, а работать психологом. «Паршивым» Филипп был назван не ради красного словца, а с целью прощупать почву и понять, будет ли дочь с пеной у рта возражать против столь нелестного эпитета и отстаивать честь и достоинство кавалера. Все эти приемы допрашиваемая прекрасно знала, поэтому проигнорировала оскорбление и промолчала, с нарочитой сосредоточенностью стаскивая сапоги.
– Ну?! – взвыла Ярослава Аркадьевна.
Верочка послушно пересказала маме содержание своего первого рабочего дня, попутно вспомнив, что завтра надо прихватить с собою пару словарей и документы, дабы не доставить Ларисе пару лишних минут торжества.
– А этот? – не выдержала мама.
– Просто проводил.
– Даже коров провожают не просто так, а с целью подоить, – наставительно сообщила Ярослава Аркадьевна. – Он с новой работы?
– Угу, – безнадежно подтвердила Верочка. Мама вполне могла захотеть познакомиться с ним поближе. Ее добрые намерения были сродни попытке слона осторожно сорвать цветок на газоне. После беседы с потенциальным зятем от нежно-зеленых ростков надежды могло остаться лишь голое, вытоптанное поле.
– А кто по должности?
– Менеджер, – ответ был обтекаемым. На случай, если у Ярославы Аркадьевны появится желание вычислить Филиппа своими силами.
Мама неопределенно сморщилась и вынесла вердикт:
– Ладно. Посмотрим.
Так говорит повар, прикидывая на глаз, есть ли в лежащей перед ним рыбине икра. Верочка знала, что если в Филиппе и есть икра, то мама ее расценит как кабачковую.
Глава 15
На стол шлепнулся пухлый конверт. Илья Федорович Брыкин, широко известный в узких кругах бизнесмен, а по совместительству тесть Филиппа, отец строптивой дочери и муж слишком молодой жены, брезгливо прикоснулся к нему пальцами и вопросительно поднял глаза на высокого худого мужчину, возвышавшегося рядом. Тот был похож на пограничный столб в безукоризненном костюме, с овальной плешивой головой и неожиданно огромными красивыми глазами.
– Фотографии? – недовольно прогудел Илья Федорович и с остервенением дернул себя за ухо.
– Вы просили с фото, – бесстрастно подтвердил большеглазый и хлопнул ресницами.
– Просил, – вздохнул хозяин кабинета и скривил лицо в мучительной гримасе. Он и сам не знал, кем больше недоволен: собой или чересчур исполнительным подчиненным. – Сам-то видел?
– Видел.
– Что ты как робот?! – рявкнул Брыкин. Заныл желудок, и начало давить в висках. Он ощущал себя человеком, поставленным перед необходимостью взять за хвост дохлую крысу и вынести ее за пределы собственного жизненного пространства. К сожалению, для уборки моральных мусорных завалов уборщицы не предусматривались. – Что там?
– Отчет и фотографии.
– Идиота-то из себя не строй. Понял ведь, про что спрашиваю.