— Многие сейчас думают, ломают головы. И, наверное, поумнее наших, — сказал Николай, — И всем сейчас нам надо думать, изо всех сил напрягать мозги свои, а народ пьет, политикам больше не верит.
— А мне еще надо и работать, — взглянув на наручные часы, улыбнулся Прыгунов — Рад был тебя повидать, дружище. Телефоны мои у тебя есть — звони в любое время. Да, чуть не забыл! У нас есть зал, где можно потренироваться, придешь? Я поговорю с тренерами, выпишем тебе пропуск..
— А потом ты меня переманишь в свою фирму? — в тон ему ответил Уланов.
— Я пока не жалею, что сюда перешел, — посерьезнев, произнес Алексей.
— Ладно, созвонимся, — пожал руку ему Николай. — Я, наверное, через месяц основательно засяду в Ленинграде, а потренироваться не худо бы. В деревне было не до этого. Да и не с кем.
— А как твои кролики?
— Спросил бы лучше, как моя редакторская работа, — усмехнулся Уланов, — Ага, с продуктами в городе стало плохо, так все заинтересовались кроликами? С кроликами пока плохо, Алеша, мрут, проклятые от разных хворей, матки народят до десятка крольчат и не кормят их. Чебуран уже, наверное, сотни три закопал в землю.
— Чебуран? — удивился Прыгунов.
— Есть у нас третий арендатор… — улыбнулся Уланов, — Некий Коляндрик без роду-племени по прозвищу Чебуран. Работяга хоть куда, все умеет, но есть одна слабость…
— Всероссийская, — перебил Алексей — Водку пьет?
— Водку! Где ее там купишь? Пробавляется одеколончиком, брагой, а сейчас брат готовит ему бутыль яблочного вина. В этом году невиданный урожай яблок!
— Чего же не угостил?
— Приходи ко мне — полную корзинку насыплю, — пообещал Николай. Яблоки лежали в его комнате прямо на полу. Крупные, розовощекие и сладкие. От них по всей квартире витал волнующий дух. Лидия Владимировна, уходя в театр, набирала с собой полную сумку, угощала там приятельниц своих.
К парадному подъезду Большого дома подкатила черная «Волга». Из нее вышел пожилой человек в кожаном пальто, он неторопливо стал подниматься по широким каменным ступенькам.
— Генерал? — кивнул в его сторону Уланов.
— Я еще многих здесь не знаю, — уклончиво ответил Прыгунов. Они распрощались, и Уланов пошел к троллейбусной остановке. Тут недалеко было до метро «Чернышевская», но он не любил спускаться под землю без нужды. Втиснувшись в почти всегда переполненный троллейбус, выглянул в широкое окно, и сердце замерло: по тротуару шагали три девушки в широченных безобразных штанах, заляпанных, как мольберт, краской. И одна из них была Алиса Романова. Ее золотистые волосы выбивались из-под вязаной шапочки, маленький припухлый рот улыбался. На какой-то миг ему показалось, что их глаза встретились… но девушка тут же повернула голову к высокой шатенке и что-то произнесла. Да и трудно сквозь мутное стекло было бы узнать его, Уланова.
Он было рванулся к выходу, дверь еще не успела закрыться; но тут же одернул себя: зачем? И что он ей скажет? «Здравствуй, Алиса!» А она ответит: «Привет, Коля! Как ты поживаешь?». Нет, пусть Алиса живет своей жизнью, вон какая веселая, он, Уланов, желает ей всяких благ!..
3
В половине восьмого вечера два молодых прилично одетых человека встретились у бани на улице Марата. У них не было с собой сумок с бельем, веников под мышкой. Уже зажглись уличные фонари, во многих окнах домов тоже вспыхнули электрические лампочки. Холодный ветер гнал по черному небу клочья дымчатых облаков. Снизу они были желто подсвечены городскими огнями. Тускло поблескивали лужи у водосточных труб.
— Ушла? — спросил коренастый с плечами борца молодой человек в коричневой куртке с капюшоном и кроссовках.
— Села на первый троллейбус, — ответил второй, худощавый и высокий. На нем был темный плащ, явно коротковатый, на голове вязаная шапочка «петушок» с красной кисточкой, — Старуха, а губы накрашены!
— Этот здоровый мужик уехал в пять, — проговорил коренастый. У него круглое лицо, толстый нос картошкой. Он вытащил пачку «Кента», протянул приятелю.
Попыхивая сигаретами, они еще минут десять стояли у бани, глядя на улицу с многочисленными прохожими.
— Пора, — взглянув на часы, сказал коренастый — Народ торчит у телевизоров, сегодня «Спрута» показывают.