— Да, не спала. Ты ходила во сне, и я с тех пор на сто процентов уверенна в том, что лунатики не спят. Они только… в другой сфере. Это хорошо, что у тебя были эти приступы, в противном случае ты умерла бы с голоду. Просто меня раздражало то, что ты никогда ничего не убирала на место, и по утрам на кухне ползали насекомые. Термиты, мокрицы, тараканы… весь многоножковый арсенал мерзостей. Фу.
— Да, и именно что-то подобное, настоящие героини не делают, — безрадостно ответила я. — Героини вовсе не попадаются на такой обман. Всё ещё намного плачевнее, чем ты думаешь, Джианна.
— Ещё плачевнее? — Её рука замерла в воздухе. — Не реви, Элиза, нет! Тебе только что удалось остановиться! — Но было уже поздно. Слёзы, большие и солёные, катились по щекам, и как всегда мои глаза стали при этом зеленоватыми.
— Это было прекрасно! — всхлипывая, воскликнула я. — Я считала это прекрасным. Я была счастлива. Всё было таким красивым… эта страна, море, солнце…
— Но она и так прекрасна! — с энтузиазмом перебила меня Джианна. — Это красивая страна и такой она останется, даже для тебя. Вот увидишь.
Я упрямо замотала головой.
— Я больше никогда не смогу смотреть на неё и воспринимать так, как во время этих недель. И Анжело не говорил глупостей или подлизывался. Он никогда не приставал ко мне, ни разу! Все высказанные им аргументы и истории — у меня не было причин не верить в них. Между ними были разумные предложения, много разумных предложений, и иногда он говорил вещи, о которых я никогда не осмеливалась размышлять, но всегда чувствовала их и мне хотелось, чтобы кто-то чувствовал точно так же, как я…
— Потому что он был чертовски хорош в манипуляции, Элиза! Умелые манипуляторы — это риторические гении. Они говорят то, что лежит у тебя на душе, всё тщательно продумывают. Изо рта кого-то другого эти мысли прозвучали бы даже безобидно. Это их намерение отравляют всё, так как они идут не от сердца, а проистекают из плана. Всё рассчитано, от начала до конца. Это-то и есть самое скверное… Они устраивают всё так, что получается паутина, в которую ты автоматически попадаешь.
Теперь Джианна снова перешла на свой учебный жаргон, и в этот раз я была ему рада. Так как по-другому это просто невозможно было выдержать. Мне нужна была дистанция точно так же, как и ей.
— Но я должна была понять! Я должна была понять, что всё спланировано… — Шмыгнув носом, я вытащила салфетку из коробки и высморкалась, так что моя вена на лбу опасно набухла.
— Ты не могла понять, потому что это случилось в первый раз. В первый раз у них всегда самые лучшие шансы. Изощрённого манипулятора ты сможешь распознать лишь тогда, когда тобой уже один раз манипулировали, — читала лекцию Джианна. — Эй, меня два года дурачили, два года! А тип был уродлив, как мокрая крыса. Он даже не был красив. Анжело, однако, был очень красив. Всегда легче попасться на удочку красивого человека, а не уродливого, а моему бывшему всё же удалось поймать меня.
— Это жалко, не так ли?
— Я не знаю. — Джианна наморщила нос. — Как по-твоему, что более жалко: то, что тобой манипулировали, потому что ты верила в хорошее, или то, что ты манипулировал другими, потому что на самом деле ты несчастная свинья? Я ведь и сама почти поверила Анжело.
— Он разговаривал с вами?
Я больше не видела Джианну, потому что исчезла в тумане распрямляющего спрея. Но по тому, как она тянула меня за волосы, я поняла, что она, расчёсывая, энергично кивает.
— О да, ещё как. И пустил в ход всё своё очарование. Нам стоит дать тебе немного свободы, он позаботится о тебе, он не желает тебе ничего плохого, и да, он обещает, попросить тебя вернуться с нами домой… Я была готова поверить в то, что у нас паранойя и пригласить его на ужин, чтобы загладить вину. Только когда он ушёл, и я поговорила об этом с Паулем, я осознала, что меня одурачили. И хочешь я тебе кое-что расскажу? — Она открыла маленькое окно, чтобы мы не опьянели от густого тумана спрея, который уже неприятно щекотал мне горло. Я выпила глоток кофе, чтобы запить его. Джианна заговорщически выглядывала из отступающей дымки.
— Но не говори Паулю, хорошо? Когда я в первый раз увидела Анжело, как он сидел там за пианино, я тоже коротко подумала о том, что было бы очень мило, дать ему несколько уроков в постели.
— Я думаю, ему не нужны никакие уроки, — вернула я её на землю. И это факт. Я вовсе не хотела знать, скольким молоденьким девушкам Анжело уже строил глазки.
— Ошибаешься. Как раз-таки ему и нужны уроки. Он понятия не имеет о любви… — Джианна театрально вздохнула. — Знаешь, что меня в конце концов насторожило? Его игра на пианино, то, как он музицировал. В ней не было ничего особенного или оригинального, вообще ничего от него самого. Он хорошо играл и пел, и это не оставило меня холодной, но его игру можно было спутать с бесчисленным количеством других музыкантов, которую он скопировал у них по маленьким кусочкам. Она не исходила от него самого.